Алексей Овчинников - Главный детский доктор. Г. Н. Сперанскому посвящается…

Каждое утро мы с дедом, я в трусах, а он в белых брюках и нижней рубашке с расстегнутым воротом (маек дед не носил) и в сандалиях на босу ногу, выходили из нашей территории через боковую калитку и шли по тротуару из бетонных плит вдоль дачи Лациса к морю. Когда улица и тротуар кончались, начиналась дорожка из досок, уложенных на деревянных чурбачках. Эта дорожка была проложена между песчаными дюнами, поросшими соснами, и по ней мы выходили на пляж. Спустившись по полузасыпанным песком доскам с набитыми перекладинами, мы вступали в мир песка. От крайних сосен до воды расстилался роскошный песчаный пляж шириной более полусотни метров, а в длину – без конца и края. Сухой песок был почти белого цвета, мельчайший и сыпучий, ходить по нему в обуви было трудно, зато босиком очень приятно. Правда, в ясные дни середины лета он так нагревался от солнца, что обжигал босые ноги. Поэтому вступив на сухой песок, нужно было быстрее добежать до широкой полосы сырого и плотного песка ближе к набегающим волнам. По этой полосе все отдыхающие гуляли вдоль моря и по ней же катались на велосипедах. По утрам на сыром песке четко отпечатывались следы грузовика, увозившего выброшенные на берег водоросли. Дно Рижского залива уходило в глубину очень постепенно, то плавно опускаясь, то снова поднимаясь в области банок. Таких банок было три или четыре, и только после последней, расположенной на расстоянии 200–300 метров от берега, ноги уже не доставали дна и нужно было плыть. Идеальное место для купания маленьких детей. Правда, вода в заливе часто бывала довольно холодной, особенно после ветра с моря и сильного волнения.

Выйдя на пляж и повесив на лавочку одежду, дед в длинных черных трусах (такие трусы почему-то называли «семейными») степенно заходил в море с полотенцем в одной руке и с градусником для воды в другой. Зайдя за вторую банку, он измерял температуру воды и окунался до плеч. После этого, вытираясь полотенцем, выходил на берег, и, сменив трусы, надевал белые полотняные брюки. Затем босиком, взяв свои сандалии в руки, голый до пояса, быстрым шагом удалялся по пляжу в сторону реки Лиелупе. Я же оставался купаться. В спокойную погоду я добирался до последней банки и плавал вдоль неё на глубоком месте, после чего валялся на утреннем, поначалу ещё прохладном, но быстро согревающемся на солнце песке и ждал деда. Через двадцать минут его коренастая, невысокая фигура появлялась вдали, а ровно через полчаса таким же быстрым деловым шагом он подходил ко мне. Нередко он приносил с прогулки какой-нибудь занятный корень, найденный им на берегу. Я быстро смывал с тела песок, и мы, переодевшись, шли на завтрак в столовую, где дед вывешивал листок с утренней температурой воды и воздуха.

Больше всего я обожал купаться в волнах, которые несколько раз за сезон бывали весьма солидными. В такие дни мы с Мариной или с Серёжей Ложкиным, подпрыгивая в волнах, доходили до последней банки, где взрослым было по пояс, а мне по грудь, и, взявшись за руки, ныряли головой в накатывающийся пенистый вал высотой выше человеческого роста. Пологие на глубине, волны на банках пенились и обрушивались гребнем на головы купальщиков, сбивая нас с ног и вынося на мелкое место. Помнится, как пару раз большая волна, перевернув меня вверх тормашками, втыкала головой в дно, к счастью, по всему берегу песчаное и гладкое.

Постоянным занятием на пляже были поиски янтаря. Его кусочки можно было найти после сильного волнения среди водорослей, выброшенных волнами на берег. Особенно много янтаря было на берегу, ближе к устью реки Лиелупе. Там на диком пляже водоросли не убирали, и они лежали у воды целыми горами. Среди них встречались интересные предметы – детские игрушки, доски от лодок, обломки весел, корни деревьев. Особенно много мы находили стеклянных шаров-поплавков от рыбачьих сетей. К сожалению, играть ими в футбол на пляже было нельзя – они очень больно отбивали ступни. Если смотреть внимательно под ноги и ворошить водоросли палкой, можно было найти кусочки янтаря, если повезёт, довольно крупные. За лето их набиралось порядочно, так что, просверлив в них дырочки и нанизав на леску, можно было сделать бусы.

В первые мои приезды на Рижское взморье я увлекался строительством песчаных замков, особенно после экскурсий в Сигулду и Цесис, где были настоящие рыцарские замки. Строить башни было очень легко: набираешь в сложенные ладоши мокрый песок из воды и начинаешь капать на основание башни. Капли песка, быстро высыхая, нарастают друг на друге, и башня растет ввысь. Рядом можно нарастить ещё множество шпилей и вот уже сказочный замок, напоминающий жилище Кощея Бессмертного, готов. Вокруг него ров с водой, а в середине озеро с островком, на котором стоит самая высокая башня. Грандиозно! Жаль, что на следующее утро от замка не остается и следа: все разравнивают безжалостные волны или грабли уборщиков пляжа. Зато можно строить новый замок, ещё более причудливый. Это было такое увлекательное занятие, что даже шестнадцатилетняя Марина и двадцатилетний Ложкин иногда включались в строительство. Тогда я объявлял войну их замкам и поливал стены и башни водой из резиновой груши. Струя воды легко размывала самые мощные фортификационные сооружения и промывала бреши в неприступных стенах, после чего враг (это я) врывался в замок и крушил всё, что попадало под ноги. Марина обижалась, а Ложкин давал мне подзатыльник. В последующие приезды я стал старше, и копаться в песке мне стало казаться не солидным. Тем более что появилось новое потрясающее развлечение – велосипеды.