Виктор Франкл: Воспоминания

И еще о нескольких важных для меня хобби. Огромное значение я придаю галстукам, я способен влюбиться в галстук, причем платонически, то есть буду им любоваться на витрине и восхвалять его красоту, даже зная, что он не принадлежит мне и никогда принадлежать не будет.

Хобби может завести человека довольно далеко: настолько, что из любителя, занимающего этим делом для себя, сделаешься полупрофессионалом. Это произошло со мной в сфере дизайна очков. Я так здорово в этом разбираюсь, что одна из крупнейших в мире фабрик прислала мне очередной эскиз с просьбой одобрить новый дизайн прежде, чем его запустят в серийное производство.

Дилетантство ничуть меня не смущает, я отважно бросаюсь в него. Я и музыку сочиняю: написал элегию, которую профессиональный композитор аранжировал, — ее часто исполнял оркестр, а мое танго передавали по телевидению.

Лет двадцать тому назад меня пригласили в Викерзунд, примерно в часе езды от Осло, в санаторий для нервнобольных: главный врач этого учреждения организовал междисциплинарный симпозиум по логотерапии.

— Кто-нибудь представит меня перед выступлением? — спросил я.

— Да, — ответил главврач.

— И кто же? — уточнил я.

— Новый заведующий кафедрой психиатрии из университета Осло.

— Он меня знает?

— И не только знает: он издавна высоко вас ценит.

Я не мог сообразить, где мы встречались, любопытство во мне разыгралось. И тут появился сам профессор и подтвердил, что давно восхищается мной. Оказалось, это один из многочисленных детей шамеса, служки в синагоге Порлитца — в этом городе в Южной Моравии вырос мой отец.

В пору всеобщей бедности после Первой мировой войны мы всей семьей выезжали в те места на лето, и мой старший брат приложил руку к организации любительского театра. Спектакли ставились в каком-нибудь крестьянском дворе: положенные на бочонки доски превращались в зрительские ряды, труппу составляли мальчишки и девчонки 13–15 лет, и я в том числе. Я играл доктора Штиглица, который прикрывал лысину париком, и сапожника Книрима в «Злом духе Лумпацивагабундусе» Нестроя [14] Иоганн Нестрой (1801, Вена — 1862, Грац) — австрийский драматург-комедиограф, комедийный актер, оперный певец. — Прим. ред. . А знаменитый на весь мир психиатр из Осло, сын шамеса в Порлитце, был в ту пору маленьким мальчиком, на несколько лет моложе меня. Книрим в моем исполнении так впечатлил его, что он на многие десятилетия остался моим поклонником. О логотерапии он мало что знал, зато у него в памяти сохранились Виктор Франкл и сапожник Книрим.

О том, как я однажды и сам написал драму, подробно рассказал Ганс Вейгель в предисловии к моей книге «Сказать жизни „Да!“» [15] Франкл В. Сказать жизни «Да!»: Психолог в концлагере / Пер. с нем. Д. Ш. Орловой, Д. А. Леонтьева. — М.: Смысл, 2004. — Прим. ред. , то есть к новому изданию моей книги о концлагере [16] Книга Виктора Франкла «Психолог, переживший концлагерь» была издана на немецком в 1945 году в Вене, переведена на 22 языка, только в Америке разошлась тиражом свыше 9 миллионов экземпляров. (о которой я поговорю позже). Следует уточнить, что по книге о концлагере тоже была написана пьеса, причем сделал это католический священник из Австралии. Один акт этой драмы исполнялся в Торонто как своеобразный пролог к моему докладу: я выступал в театре — в самом просторном помещении Торонто. «Виктор Франкл» появлялся в сюжете дважды, в качестве одного из заключенных и в качестве комментатора. А в зале сидел третий Виктор Франкл — я сам в роли зрителя.

Началась Первая мировая война, государственным служащим пришлось поужаться. Больше уже никакой дачи, лето мы проводили на родине отца, в Порлитце. Мы, мелкота, обходили крестьянские дворы, выпрашивая хлеб, воровали кукурузу в полях.

В Вене я отправлялся в три часа ночи на рынок, в очередь за картошкой, а в полвосьмого мама сменяла меня, отпускала в школу. И это зимой.

Потом — бурная межвоенная пора. Я с головой погрузился в чтение натурфилософов, таких как Вильгельм Оствальд [17] Вильгельм Оствальд (1853, Рига — 1932, Лейпциг) — немецкий философ и естествоиспытатель. и Густав Теодор Фехнер [18] Густав Теодор Фехнер (1801–1887, Лейпциг) — один из основоположников экспериментальной психологии. . С последним, однако, я еще не успел ознакомиться, когда заполнял две толстые тетради сочинением под громким заголовком «Мы и мировой процесс». Я пришел к выводу, что в макрокосмосе, как и в микрокосмосе, действует универсальный «принцип равновесия» (я вернулся к этой мысли в книге «Доктор и душа» [19] Франкл В. Доктор и душа / Пер. с англ. А. А. Бореева. — СПб.: Ювента, 1997. — Прим. ред. ).