Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

На карнавалах и празднествах в те времена и до окончания 19 века происходили баталии конфетти и серпантина. Пришедшие из Италии и Испании, подобные праздники постепенно захватывают всю Европу. Вот как описывает русский художник Александр Бенуа Mardi Gras (масленичный карнавал — франц.) 1897 года в Париже в своей книге «Мои воспоминания»:

«Основой же программы фестиваля была баталия конфетти и серпантинов. То и другое с тех пор утратило всякую прелесть и превратилось в нечто избитое… но тогда это было ново, и самая эта новизна, отвечая расположению парижан всецело отдаваться всякой забаве, превращая толпу в массу каких-то одержимых и бесноватых. Описать все это трудно, но достаточно будет указать на то, что к четырем часам все бульвары, включая бульвар де Севастополь, были до того густо засыпаны пестрыми бумажками, что по ним ходили, как по сплошному мягкому, густому ковру. И ковер этот покрывал не только тротуары, но и срединное шоссе, по которому движение экипажей было на несколько часов прервано. В свою очередь и деревья были сплошь опутаны и оплетены бумажными лентами-змейками, местами перекинутыми с одной стороны улицы на другую, образуя своего рода сень, что одно придавало парижскому пейзажу какой-то ирреальный вид.

Я наслаждался чрезвычайно, но мое наслаждение было ничтожным в сравнении с тем боевым упоением, которое овладевало моей женой: я просто не узнавал ее, я никогда не предполагал, что в ней может проснуться такая якобы «вакхическая» ярость. Целыми фунтами покупали мы у разносчиков мешки с цветными конфетти, но не успевала моя Атя получить такой мешок на руки, как он уже оказывался пустым, и приходилось покупать новый. Есть что-то соблазнительное в том, чтобы сразиться с людьми, совершенно незнакомыми, и «влепить им в физиономию» целую охапку таких бумажек, да еще норовить, чтобы они попали им в рот».

На подобном, только неаполитанском карнавале, Мария флиртует с графом Лардерелем, которого она засекла еще утром в гостинице и чтобы проверить, он это или не он, якобы случайно ошиблась дверью, войдя к нему номер. Она старательно делает себе английский акцент в итальянской речи.

Сделаем здесь одно маленькое отступление, которое я давно хотел сделать. Напомним, что Муся хорошо знала разговорный русский, английский, итальянский языки, читала по латыни, а уж французский был просто ее родным языком, она на нем думала, говорила, писала; писала, правда, с ошибками. Русские вообще в те годы славились в Европе знанием иностранных языков. Это была самая образованная нация в мире. Нелишне процитировать здесь князя Сергея Волконского, писавшего в своих воспоминаниях примерно об этих годах:

«Его жена (живописца Марианечи — авт.) была черная, вострая тосканка, очень некрасивая и очень говорливая. Я ездил к ним в деревню, на виллу Муджелло. От нее в первый раз услышал я фразу, которая впоследствии мне уши прозвонила. Когда зашла речь о том, что русские хорошо говорят на иностранных языках, она сказала: «La loro lingua e tanto difficile, che poi tutte le altre lor sembrano fasili. Ecco…» (Их язык так труден, что после него все другие языки им кажутся легки). Это объяснение, которое каждый провозглашал как открытое им Колумбово яйцо, я слышал на протяжении всей моей жизни».

Вернемся же к графу Александру Лардерелю. По словам самой Башкирцевой, это прекрасный парень, неплохо сложенный, загадочный, воспитанный и вполне взрослый. Почему бы ни быть роману? Она опять безрассудна. Ее горничная Розали и его кучер Шарль уже положили начало этому роману своей связью. Розали передает Марии все, что граф Лардерель говорит о ней. Его слова для нее, безусловно, лестны.

Комнаты их находятся рядом по коридору, карнавал все идет, толкая участвующих в нем на безрассудства. Она начинает подглядывать за ним в замочную скважину. Не верите?

«Я как будто обезумела, я уже не властна над собой. Сегодня утром я сначала увидела нос Лардереля, а потом уже — его глаза. А вечером, я увидела это животное без рубашки и в кальсонах; сначала я думала, что он в корсете, а потом поняла, что это кальсоны, которые держатся на подтяжках, как у детей. Его голые плечи, белые и круглые, произвели на меня чрезвычайно странное впечатление. Я не привыкла видеть мужчин в подобном наряде.» (Неизданное, запись от 11 февраля 1877 года.)

Думаю, если бы она его увидела совсем без наряда, это произвело бы на нее еще более странное впечатление. Когда она ходила подглядывать, а это было не один раз, вероятно, она именно на это и рассчитывала. Ей хотелось увидеть его голым. Что бы тогда она сказала про это «животное»?