Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

Одним из последних денди, незадолго до того, как Мария Башкирцева появилась во Франции, был поэт Шарль Бодлер, написавший в 1863 году несколько страниц о дендизме в статье «Поэт современной жизни».

«Богатый, праздный человек, который, даже когда он пресыщен, не имеет иной цели, кроме погони за счастьем, человек, выросший в роскоши и с малых лет привыкший к услужливости окружающих, человек, чье единственное ремесло — быть элегантным, во все времена резко выделялся среди других людей. Дендизм — институт неопределенный, такой же странный, как дуэль…

Неразумно сводить дендизм к преувеличенному пристрастию к нарядам и внешней элегантности. Для истинного денди все эти материальные атрибуты — лишь символ аристократического превосходства его духа. Таким образом, в его глазах, ценящих, прежде всего изысканность, совершенство одежды заключается в идеальной простоте, которая и в самом деле есть наивысшая изысканность. Что же это за страсть, которая, став доктриной, снискала таких властных последователей, что это за неписаное установление, породившее столь надменную касту? Прежде всего, это непреодолимое тяготение к оригинальности, доводящее человека до крайнего предела принятых условностей. Это нечто вроде культа собственной личности, способного возобладать над стремлением обрести счастье в другом, например в женщине; возобладать даже над тем, что именуется иллюзией. Это горделивое удовольствие удивлять, никогда не выказывая удивления. Денди может быть пресыщен, может быть болен; но и в этом последнем случае он будет улыбаться, как улыбался маленький спартанец, в то время как лисенок грыз его внутренности».

Бодлер хорошо понимал сущность дендизма, потому что сам был денди. Кто-то из его друзей назвал молодого Бодлера «Байроном, одетым Браммеллом».

С ним связан и один забавный анекдот. Однажды Бодлер выкрасил свои волосы в зеленый цвет и пришел в гости, рассчитывая на эффект. Но за весь вечер мудрый хозяин, хорошо понимавший Бодлера, не задал ему ни одного вопроса по этому поводу. Под конец Бодлер не выдержал и спросил напрямую, неужели никто не заметил, что у него зеленые волосы.

— Что же в этом особенного, мой друг, — усмехнулся хозяин, — они у всех людей зеленые.

Не могу здесь не упомянуть и другой анекдот, связанный с именами Бодлера и Барбе д’Оревильи, которые были, не только знакомы, но и дружили до самой смерти Бодлера.

Однажды д’Оревильи напечатал рецензию на книгу стихов Бодлера «Цветы зла». Бодлер, явившись к нему, притворился, что он оскорблен его отзывом:

— Милостивый государь, в своей статье, вы осмелились коснуться интимных сторон моей личности, я поставил бы вас в довольно неловкое положение, если бы послал вам вызов, так как вы, будучи правоверным католиком, кажется, не признаете дуэли?

Д’Оревильи отвечал:

— Страсти мои я ставлю всегда выше моих убеждений. Я к вашим услугам, милостивый государь!

Герцог Гамильтон был тоже довольно эксцентричным молодым человеком. Эксцентричность необязательна для денди, но оттеняет его природу. Как-то на прогулке в Баден-Бадене огромные доги герцога Гамильтона напугали баденскую принцессу, и ему было запрещено гулять с собаками. Уже на следующий день герцог появился на променаде, ведя на поводке свинью. Вообще-то в подобном эпатаже он далеко опередил свое время, он делал то, что возмущало буржуа, такие вещи впоследствии усиленно стали практиковать футуристы в начале 20 века и сюрреалисты значительно позже. Сальватор Дали, например, прогуливался с дикобразом. А Висконти на премьере своего фильма «Леопард» появился с леопардом на поводке.

Герцог Гамильтон был настолько богат, что мог себе позволить снять на вечер баденский театр, чтобы насладиться «Прекрасной Еленой» в обществе нескольких своих друзей. К слову о его богатстве: он имел земельный доход 141 000 английских фунтов стерлингов в год и по доходам (в 1883 году) стоял на девятом месте среди высшей аристократии того времени в Великобритании, пропустив впереди себя герцога Вестминстерского, герцога Бэклюил Квинсбери, герцога Бедфордского, герцога Девонширского, герцога Нортумберлендского, графа Дерби, маркиза Бьюта и герцога Сазерлендского. Однако имена! Надо признать, что у Марии Башкирцевой губа была не дура.

Во Франции к этому времени дендизм как привнесенный извне институт уже практически умер, но в соседней Англии социальной устройство и конституция еще долго были и будут благодатной средой, как пишет Бодлер, «для достойных наследников Шеридана, Браммелла и Байрона».