Василий Новобранец - Накануне войны

Краснея и бледнея, прерывающимся от волнения голосом рассказал он о своей беде. Один из агентов ведомства Берии написал на него донос: якобы живет не по средствам, наверно, шпион. Подозрение ни на чем не основанное, все дело в том, что Савченко хорошо зарабатывал (жена его тоже работала) и купил себе дорогой радиоприемник.

В те времена отвести удар «стукача», что–либо доказать, было очень трудно, почти невозможно. Не смог этого сделать и Савченко. Его сняли с работы и представили к демобилизации.

Убедившись, что Савченко — очередная жертва нашей «бдительности», что человек он честный, преданный партии и Родине, я решил ему помочь. Позвонил Ильичеву, доложил: Савченко хорошо знает афганский язык (фарси), знает Восток, он из золотого фонда наших кадров, и увольнять его из армии не следует, я беру его в свой отдел.

Ильичев возразил: делать этого нельзя, Савченко политически ненадежен. Тогда я сказал, что беру ответственность на себя. В то время можно было брать на работу в информотдел любого офицера с любой политически отрицательной характеристикой, данной органами, но за этого офицера я отвечал головой.

— Ну–ну, смотрите, — сказал Ильичев и положил трубку.

Я не ошибся в Савченко. В информотделе он работал до самой войны, потом был на фронте, хорошо воевал. Возможно, он и не знает, что ему тогда грозило.

Еще в более тяжелом положении, чем Савченко, оказался полковник Тагиев. Он, хоть и был хороший работник, «провалился», как Зорге, — не всегда везет, однако ему удалось избежать ареста и скрыться. Потеряв связи с Центром, оставшись без средств, он был вынужден длительное время под видом дервиша скитаться по странам Востока. Все же ему удалось связаться с нашими работниками в одной из этих стран, и он возвратился в СССР.

А на родине его встретили как врага. Квартиру давно заняли, вещи разграбили, а самого представили к демобилизации.

И опять Ильичев лицемерно направил Тагиева ко мне для выяснения его деловых качеств. От волнения, тяжких воспоминаний, обиды этот сильный, мужественный человек, опытный разведчик не мог сначала даже говорить со мной, плакал. Выслушав его трагическую историю, я был возмущен, мне было горько и стыдно за наше руководство, так бездушно относящееся к своим работникам. Полковник Тагиев прекрасно знал восточные языки, почти все восточные предполагаемые театры военных действий прошел собственными ногами. Его наблюдения были чрезвычайно ценны.

И опять я стал «отбивать» хорошего работника у Ильичева. Он возражал, предупреждал меня, говорил о «бдительности». Но я не поддался. Высказал свое возмущение и генералу Голикову. Надо в данном случае отдать ему справедливость. Он согласился принять Тагиева в информотдел, помог ему вернуть квартиру и возместить потерю имущества. Тагиев работал в информотделе над военно- географическим описанием ряда восточных стран и показал себя ценным сотрудником.

После нескольких столкновений с руководством я, продолжая отстаивать свою «паникерскую» позицию, почувствовал, что надо мной собираются тучи. Со дня на день я ждал, когда будет разрядка, гадал: насмерть убьет или только «оглушит»?

И вот в начале мая 1941 года входит ко мне незнакомый генерал.

— Я новый начальник информотдела генерал–майор Дронов, — представился он, — кажется, это для вас неожиданность?

— Да, — отвечаю, пытаясь скрыть волнение, — приказа об этом я не читал, меня даже устно не предупредили. Разрешите позвонить генералу Голикову.

— Пожалуйста.

Звоню:

— Товарищ генерал, когда прикажете сдавать дела генерал–майору Дронову?

— Сдавайте сейчас же.

— Есть сдавать сейчас же.

Передал я Дронову бумаги, книги, сейф и вышел из кабинета. «Ну вот, — думаю, — началось… Чем дальше угощать будут?»

Долго ждать не пришлось. Вызвали в отдел кадров.

— Не желаете ли поехать в отпуск? — спросил меня его начальник полковник Кондратов. I

— Но я же был в отпуске в этом году… По закону два отпуска в год не полагается.

— Ничего, — успокаивает Кондратов, — в нашей системе полагается. Начальство… — с нажимом на это слово сказал он, — .начальство предлагает вам выехать в Одессу в дом отдыха Разведупра.

Если начальство так обо мне «заботится» — разве можно возражать?

В начале июня я выехал в Одессу. С какими чувствами — можете сами догадаться…

Я жил в период начала и расцвета культа личности Сталина и являюсь живым свидетелем его последствий. При мне происходили массовые аресты, при мне физически уничтожали неугодных Сталину и его приближенным ни в чем не повинных людей, в первую очередь офицерские кадры. Я был маленький человек, незаметный разведчик — подполковник, но по долгу службы в Разведупре знал много государственных тайн и имел некоторое представление о центральном партийном, советском и военном руководстве. Кроме того, числился «паникером» и «провокатором войны», к тому же непокорным, смеющим «свое суждение иметь». Так что было ясно, что со мной поступят так же, как поступали со многими другими разведчиками…