Виктор Залгаллер - Быт войны

Ночую дома. Пришла мать, не достучалась, сняли с петель дверь. Я просто по-фронтовому спал.

И снова в сторону Нарвы, на Кингисепп. По всей Псковщине нет крыш, даже сараев. Трубы пожарищ, трубы, трубы. От землянок старик и три женщины, подпирая плечами и подведя ей под живот полотенца, ведут шатающуюся от голода корову.

А потом была чистая Эстония. Почти не тронутая. Это умышленно, так нельзя случайно! Это - чтобы поссорить, разделить людей.

Дожди над просторами полей и кустов, далекие и косые на ветру. Вспоминаются есенинские строки: "Ветер мокрыми метлами чистит ивняковый помет по лугам..."

Ночью едем на машине на юг, далеко, болотом по высоким, на сваях, проложенных армейскими сапёрами, над болотом рельсам из бревен! Каждый рельс в два бревна. Площадки для разъездов. Странно до нереальности.

В небольших железных баржах дивизия переправляется через горловину Чудского озера.

В Тарту сходил поклониться университету. По городу стреляют орудия из-за реки. Ранен тяжело Шатунов.

Я схлопотал арест (облаял по телефону генерала). В качестве гауптвахты в пустом флигельке в Тарту жарю всей роте блины.

Началось большое наступление. В итоге немцы оторвались от преследования.

Идем ночью. Колонна остановилась. Стоим час. Тьма и туман. Вдали строение. Иду посмотреть. Хутор. В хлеву разведчики режут барана. Я ловлю двух кур... А часть все стоит. Рассвет. На свету все оказалось рядом. Часть останавливается, у хозяйки хутора остановился генерал. Срочно прячу убитых кур в снарядный ящик. Утро, пакуемся, несу ящик в повозку. А повозочный орет: "Это еще что? Зачем ящик?" Генерал, стоящий рядом на высоком крыльце, обернулся. Я повозочному: "Там коммутатор". Повозочный приоткрывает ящик: "Ах, какой хороший коммутатор!" Привязывает... Пронесло.

От города Тюри корпус поворачивают на Пярну. Сказали, чья дивизия первая придет, - будет "Перновская".

Идем в день по 60 километров. Все имущество, даже оружие, в телегах. На лицах полосами соль, как изморозь на окнах. Привалы в сухих канавах, ногами вверх. Жара. Ну и сентябрь!

В последний день не дошли до Пярну километров 15. "Есть машина. Кто хочет ехать вперед?" Влез.

Мы на высоком берегу, на дороге, идущей широким полем. При нас взлетает взорванный немцами мост. Видно, как удирают на мотоцикле их саперы. Рядом подъехал наш танк. Из него генерал Лященко - командир соседней 90-й дивизии - доложил, что он в Пярну. И они стали Перновские. А мы сели в лодки (их много под крутым берегом) и переплыли в город. Ловим брошенных немцами верховых лошадей. Нашли пивзавод. Прострелили из автомата бак. Попили. Остальное течет на землю. Легли в доме спать.

Идем от Пярну берегом к Риге. В лесах кучками новое немецкое обмундирование. Раздевались мобилизованные местные жители.

Появились в море немецкие корабли. Стреляют по нам. Отвечает артполк. Корабли уходят за горизонт.

Дивизия вдруг отведена в сторону. Сушим и прессуем сено. Готовим погрузочные платформы. Грузимся в вагоны. Вся 2-я ударная армия едет в Польшу.

Несколько десятков эшелонов идут друг за другом. Сверху летает регулировщик У-2, иногда сбрасывает вымпелы.

У меня связь по теплушкам всех вагонов эшелона. В одной из них играют в преферанс. "А можно мне?" - "Давай". Потом, уже за Данцигом, по телефону раздался голос: "Это ты, Залгаллер, который здорово в преферанс играл?" "Я". - "Тут на тебя наградной лист пришел. Понесу генералу, когда будет в хорошем настроении".

Впрочем, тогда наград отпустили много, а живых осталось мало. Так что мой орден не только за преферанс.

Лучшая телефонистка дивизии Алевтина Баранова. Учительница из Чебоксар. В дивизии давно. Любила Шатунова. В каске, плаще, с наградами ее снимал фоторепортер для журнала "Огонек". Рыжеватая, небольшая, стройная. Она с поразительным упорством отстаивала достоинство всех женщин. И уважали ее. Когда шли бои, она дежурила всквозную, сутками, без сна, а мы все уходили на линии.

Она мне нравилась. Уже к концу войны я сказал ей: "Давай поженимся, поедем ко мне в Ленинград". - "Что ты. Тебе Майя пишет". Когда я единственный раз на войне простудился и ехал в телеге от Мариенбурга к Мариенвердеру, она легла рядом и поцеловала меня. И все. Позже, уже после Рюгена, сказала: "И ты с немками путаешься. Эх, вы!"

В поезде из Прибалтики в Польшу, в скучной тишине товарного вагона с нарами, Алевтина вдруг говорит: "Ребята, хотите я вам расскажу, как Васька мне в любви объяснялся?" Васька Зуев заскрипел зубами. Стало еще тише. Только колеса стучат. И она замолчала.