Ги Бретон: Век распутства

Но в 1736 году Башелье, провожавший графиню к королю через салон Ой-де-Беф, смахнул случайно капюшон с ее головы в присутствии двух дам. На следующий день весь двор только об этом и говорил. И д’Аржансон сделал в своем журнале следующую запись: «У короля, который не мог долго довольствоваться прелестями одной лишь королевы, вот уже шесть месяцев как появилась любовница, мадам де Майли… 24Она не отличается умом и дальновидностью. Вот почему кардинал охотно пошел на эту сделку, чувствуя, что король нуждается в любовнице. И выплатил ей 20 000 ливров. Доказательством служит тот факт, что у нее, не имевшей ранее, кроме небольшого экипажа, ничего ценного, неожиданно появилась отличная карета. Хотя их встречи и хранились в большом секрете, нельзя было спрятать все концы в воду. А малые кабинеты короля имели десятки выходов… Уверяют, что королева ни о чем не знала. Однако она что-то подозревала и нашла утешение с господином Нанжи, хотя он и был староват для нее».

Эта последняя фраза является, безусловно, несколько лживой. Но следует признать, что Мария Лещинская вот уже некоторое время вела себя довольно свободно и не возмущалась, когда слышала грубоватые шутки. Однажды ей сказали, что иногда в окрестностях Версаля можно встретить гусаров.

– А если я встречу одного из них, – спросила королева, – и моя охрана не сможет защитить меня?

– Ваше Величество, есть опасность, что с вами могут поступить по-гусарски, – ответил один из придворных.

– А что сделаете вы, господин де Трессан?

– Я буду защищать вас, не жалея жизни, – отвечал начальник охраны.

– А если ваши усилия увенчаются успехом?

– Тогда будет то, что происходит с псом, который защищает обед своего хозяина: сделав все от него зависящее и поняв, что у него не осталось ни единого шанса на успех, у него может появиться сильное искушение присоединиться ко всей своре.

Шутка охранника была слишком вольной и даже дерзкой, но королева, тем не менее, не рассердилась, а только рассмеялась.

Несмотря на такие довольно вольные высказывания, Марию Лещинскую нельзя было упрекнуть в легкомысленном поведении.

Поэтому можно вполне представить, какие чувства она испытала, когда узнала об измене мужа: у нее потемнело в глазах, и она чуть было не лишилась чувств. Когда Людовику XV сообщили о реакции королевы на его похождения, он очень расстроился. В тот же вечер он навестил супругу в ее покоях, чтобы объяснить свой поступок и вымолить прощение. На попытку выполнить свои супружеские обязанности он получил гордый отказ. Как писал д’Аржансон, «король провел четыре часа в постели Марии, но она так и не удовлетворила ни одно из его желаний» 25. Он попросил королеву сменить гнев на милость, но та, «опасаясь заразной болезни, которую король мог подхватить от мадам де Майли, имевшей при дворе репутацию доступной женщины» 26, закуталась в простыню и притворилась спящей. В конце концов в три часа утра разгневанный король потерял терпение и вскочил с постели со словами:

– Ноги моей здесь больше не будет! – И ушел, громко хлопнув дверью.

В это время королева была на втором месяце беременности. Она надеялась, что рождение сына помирит ее с мужем. Однако в июле 1737 года она родила дочь.

Когда Людовику XV доложили о рождении дочери, один из придворных спросил его, не хочет ли он назвать ее «мадам седьмая» 27.

– Нет. Она будет зваться «мадам последняя». И все поняли, что с королевой отныне можно не считаться.

Так и получилось на самом деле. Отбросив приличия и всякую сдержанность, Людовик XV больше не прятался и открыто появлялся с мадам де Майли на всех официальных мероприятиях.

Такое пренебрежительное отношение короля к общепринятым нормам неприятно удивило его подданных. Вначале они ограничивались тем, что распевали сатирические куплеты, а затем перешли к безудержной ругани государя и его фаворитки.

Именно этого момента давно ждал кардинал Флери. Однажды вечером он стал строго выговаривать Людовику XV, упрекая его в том, что он совершает грех, изменяя королеве.

Молодой монарх был сильно увлечен своей любовницей и, не задумываясь о последствиях, резко ответил кардиналу:

– Я передал вам все управление моим королевством. И надеюсь, что вы оставите за мной право самому распоряжаться моей личной жизнью.

Кардинал сделал вид, что удручен словами государя. На самом деле в душе он ликовал. Король только что сказал то, к чему он давно уже стремился: отныне он может единолично, не считаясь с королем, принимать решения по всем государственным вопросам.