Для игры очерчивалась определенных размеров площадка, обязательно очень ровная, чтобы шары сами не катились и не перемещались по ней. На нужном расстоянии размещались дужки, которые частично забивались в землю, играющие разбивались на команды, ходили по очереди. По определенным правилам надо было пройти постепенно, т. е. провести свой шар, ударяя в него молотком, через все дужки и закончить ударом о фок, который тоже был вбит в землю.
Схема площадки для игры в крокет
Так, доведя свой шар от фока А до фока Б, и пройдя через дужки-ворота и трудную, поставленную в центре «мышеловку» из 2-х перекрещивающихся ворот, надо было вернуться обратно, частично через те же дужки, но уже по другому краю площадки по стрелке (1). Ход – это удар по шару.
Иногда, чтобы занять правильную позицию перед нужными воротами, приходилось использовать несколько ходов-ударов, также можно было бить по шару противника и ударом от этого столкновения согнать его шар с выгодной позиции и тем самым помешать пройти очередные ворота, словом в игре было много правил, тонкостей и вариантов действий. Я пишу так подробно о крокете потому, чтобы показать, насколько сильно игра врезалась в детскую память. После Суража мы нигде больше крокета не видели, ни летом, когда жили на дачах, ни уже в послевоенные годы в домах отдыха или пансионатах.
Ну, а «склёп» или «чижик» – игра простейшая, хотя оказалось, что наши правнуки Ваня и Саша ее не знают. Для игры нужна только удобная палка и сам «склёп» – с двух сторон заостренный кусок ветки, длиной сантиметров 20 и диаметром 2—3 см. Палкой ударяют по кончику лежащего на земле «склёпа», он подлетает вверх и надо суметь вторично ударить по нему палкой, чтобы отбить как можно дальше. По определенным правилам, одни игроки отбивают «склёп» от начального, очерченного на земле квадрата, а тот, кто ведет, должен с места падения «склёпа» кинуть его и попасть в квадрат.
Наверное, за год или два до отъезда из Суража, мы много времени проводили в нашем садике. Старшие дети построили из досок, жердей и веток шалаш, что-то было настелено на землю. Все забирались в шалаш и дружно пели революционные песни. Откуда мы их узнавали, слова и мотив? Радио не было, от взрослых? Но пели долго, с упоением, не важно есть ли голос или слух. Главное – нам нравилось. Вот некоторые отрывки из песен:
Бедняк и рабочий
Вставай, поднимайся.
Бросай свое дело
В поход собирайся.
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И как один умрем
В борьбе за это.
Еще одна любимая песня о гибели отряда за революцию. Это уже тема гражданской войны:
Под тяжким разрывом гремучих гранат
Отряд коммунаров сражался.
Под натиском белых наемных солдат
В засаду жестоко попался.
Далее пленных красных заставляют перейти на сторону белых, те отказываются, их заставляют рыть для себя же яму – братскую могилу. Навстречу им вышел старик генерал:
Спасибо за вашу работу.
Вы землю просили, я землю вам дал,
А волю на небе найдете
Последний куплет звучал примерно так:
Мы сами копали могилу свою
Готова глубокая яма.
Пред нею стоим мы на самом краю,
Стреляйте смелее и прямо.
Много пели мы и о каком-то защитнике бедняков атамане Чуркине, но, кроме последнего куплета, ничего больше не помню, хотя песня была трогательная и длинная:
Носилки не простые
Из ружей сложены,
А поперек стальные
Мечи положены.
На них лежит сам Чуркин,
Сам Чуркин атаман…
Сейчас, когда так много и молодых, и старых людей обращаются к Богу, к старым традициям и обрядам, я абсолютно не готов к тому, чтобы верить в приметы, загробную жизнь, гадания и т. п. Не верю и в существование некоей высшей силы или в Бога. Уж так повелось у нас в доме, до самых последних лет жизни родителей. По-моему, покойная Лена в этом отношении полностью походила на меня. Правда, когда я был достаточно маленьким, ну около 5-ти лет, Мария Ивановна пыталась меня учить молиться вечером перед сном. Я становился в своей кроватке, в ночной рубашке на коленки, как-то складывал руки и говорил что-то о здоровье для мамы, папы, Лены, родных и мог обращаться к Богу со своими пожеланиями. Например, так: «Пошли мне Боже…» А что мне было желать? Вроде все уже было и так, а не хватало одного – вожжей, как у кучера Ивана, чтобы играть в лошадки по настоящему, а не с веревочкой. Какое-то время утром я просыпался с надеждой, что обнаружу на кровати вожделенные вожжи, а их все не было и не было. И я перестал молиться, а Мария Ивановна перестала заставлять меня молиться, может, родители ей что-нибудь сказали, но эти слабые попытки религиозного воспитания больше не повторялись.
Читать дальше