Остается только добавить, что еще было много кукурузы, выращенной на своем огороде. Вареная кукуруза, посыпанная солью, была после картофлянок вторым любимым лакомством. И, наверное, такое питание заложило нам с Леной здоровье на всю дальнейшую жизнь.
Насколько я теперь понимаю, наша семья была по своему достатку очень и очень нетипична для голодных послереволюционных лет.
Возвращаюсь к более раннему детству. Сам я не помню, но мама когда-то рассказывала мне, что однажды я был близок к большой беде. В доме к зиме окна закрывали вторыми рамами, а для того, чтобы стекла меньше замерзали, между рамами ставили рюмочки с уксусной эссенцией. Однажды, когда весной зимние рамы стали вынимать, что-то не доглядели, и я схватил одну рюмочку и выпил жидкость. Была суматоха, паника, привезли врача, все могло кончиться самым печальным для меня образом, но оказалось, что за зимние месяцы эссенция сильно выветрилась. И кончилось тем, что у меня с языка только сошла кожа, и немного было обожжено горло.
А второе посещение врача я помню сам. Я бегал в столовой, забежал под обеденный стол и сильно ударился о ножку стола, рассек бровь и щеку около глаза до крови, на щеку доктор наложил шов. От испуга и боли порядочно ревел.
Так же помню еще одно посещение врача, мне 4 или 5 лет, качается зуб, но держится, кушать трудно. Мама ведет меня в город и врач зуб легко выдергивает. Возвращаемся домой и, дойдя до церкви и спуска на плотину, т. е. уже близко от дома, я поднимаю отчаянный рев. Мама с трудом добивается от меня объяснения, и я вынужден сознаться, что «не знаю, как, но наложил полные штанишки». Кое-как добираемся до дома. Быстро греют воду, наливают в большой таз и меня сажают туда. Я успокаиваюсь, а мама обещает ни Лене, никому из детей об этом происшествии не рассказывать.
Когда я стал уже читать, может быть в возрасте 6-ти или 7-ми лет, обнаружилось, что я правым косящим глазом почти ничего не вижу. Родители всполошились, и вот мы, может быть на лошадях, может быть через Унечу поездом, отправляемся в Гомель к окулисту.
В Гомеле живет семья наших друзей Маршовых – девочки Берта, Фаня и Клара, и их мама тетя Лиза. Отец уже умер. В конце 50-х годов, когда я работал в судостроительном КБ и часто бывал в Ленинграде в командировках, я снова несколько раз встречался с ними. Запомнилось только, что младшая из сестер Клара окончила консерваторию и скрипачкой работала в большом симфоническом оркестре.
В Гомеле мы были несколько дней. Врач велел купить лупу и каждый день какое-то время читать с помощью лупы, закрыв здоровый левый глаз. Однако, это ничего не дало, несколько месяцев, наверное, под наблюдение Марьи Ивановны, я пытался так читать, но лучше не стало, так я и дожил до преклонных лет, пользуясь, фактически, только одним глазом.
Зато эта поездка в Гомель закончилась для меня получением двух подарков, каждый из которых запомнился на всю жизнь. Мы шли по какой-то городской улице, и в витрине магазина я увидел игрушки. Зашли в магазин, и я упросил папу купить мне большую деревянную коробку с какими-то вращающимися фигурками людей и настоящее, но, детское по размерам, ружье (почему-то оно называлось «Монте-Кристо»). Никогда дальше, ни у кого из детей, я не видел подобной игры и подобного ружья. Игру я потому хорошо помню, что ее привезли в Москву, и мы с товарищами часто играли в эту «Фортуну акробатов». Верхняя крышка коробки ставилась в вертикальное положение, в воронку кидался металлический шарик, который передавался из чашечки в чашечку поворачивающимися на своих осях, раскрашенными в яркие цвета, фигурками – цирковыми акробатами и клоунами, затем шарик падал на горизонтальную арену с нарисованными слонами, тиграми, львами и различными препятствиями в виде колышков, и попадал в одну из многих луночек, где и останавливался. Каждая лунка имела свой номер, после нескольких ходов-бросков шарика сверху, подсчитывалась сумма чисел. Играть могли несколько человек, ходя по очереди. Выигрывал тот, у кого была большая сумма цифр.
А когда мы вернулись из Гомеля домой, ружье стало моей самой любимой игрушкой. Особенно мне нравилось разбирать и собирать затвор, прочищать шомполом дуло, прицеливаться, играя в индейцев. Интересная судьба у этого ружья. Патронов к нему, естественно, никогда не покупали и в Москве, в конце концов, его куда-то запихнули на антресоли. Но, мой старший двоюродный брат как-то увидел его, и попросил дать временно ему, чтобы он подобрал патроны, и на даче он бы мог меня поучить стрелять. А через несколько месяцев, брат передал «Монте Кристо» своему товарищу, тоже на время, уже с патронами. Товарища арестовали как троцкиста, и ружье осталось где-то в недрах НКВД навсегда. Ни одного выстрела из него я так и не сделал.
Читать дальше