Все поэтические воплощения Пушкина или Достоевского – это факты одновременно двух творческих биографий: посмертной – того, о ком пишут, и живой биографии пишущего. Творческая личность познается творческой личностью. Лирический отклик на лирику не менее истинен, чем структурно-семиотический анализ (целостно истинен). А доподлинный Пушкин, доподлинный Достоевский – вечная, неисчерпаемая тайна, к которой можно бесконечно подходить – и никогда нельзя окончательно, бесповоротно прийти так, чтобы и говорить больше не о чем и пересматривать нечего. Зинаида Миркина, может быть, глубже других заглянула в эту тайну: до конца, до предстояния вместе с Пушкиным и Достоевским на Страшном Суде. Но это не документ из канцелярии с печатью Страшного Суда. Это поэт глазом своего сердца увидел поэта. Каждый подступ к великой тайне – «опыт», эссе (слово «эссе» и значит: опыт, попытка). Это эскиз целого. Факты, документы – осколки целого. Сами по себе они не складываются во что-то живое. Душу в глину вдувает художник, монтирующий факты, создающий из «фактов жизни» Пушкина и Достоевского живого героя. Всегда единосущного его собственной личности. «Пушкинская речь» Достоевского говорит мне и о Пушкине, и о Достоевском (неизвестно, о ком больше). «Мой Пушкин» Цветаевой – о Пушкине и о Цветаевой. «Прогулки с Пушкиным» Синявского (Терца) – о Пушкине и о Синявском. Так и эта книжка – самораскрытие ее автора. На той предельной глубине, которая автору доступна.
Дух нельзя измерить ничем, кроме духа. Только собственной глубиной, ожившей от прикосновения слова, я могу проникнуть в глубину поэта. И в процессе измерения я одновременно изменяю и его (приближая к себе), и себя (приближаясь к нему, вмещая его в себя). Я постигаю его собой (это субъективно); но в ходе постижения я действительно меняюсь и в себе постигаю его (его, существующего вне меня). Бердяев писал, что глубинное познание «транссубъективно» (то есть лично мое и в то же время не только мое) – по ту сторону объективного и субъективного.
Познание Целого подобно борьбе Иакова с ангелом, как ее описал Рильке:
Кого тот ангел победил,
Тот правым, не гордясь собою,
Выходит из любого боя
В сознанье и расцвете сил.
Не станет он искать побед.
Он ждет, чтоб высшее начало
Его все чаще побеждало,
Чтобы расти ему в ответ.
(«Созерцание». Перевод Б. Пастернака)
Не очень важно, какого поэта мы больше познаем в «Моем Пушкине», в «Истине и ее двойниках» и подобной «прозе поэта». Важнее, что мы познаем Поэта и сквозь него – «Поэта величайшего». Так – поэтом величайшим – Тагор называл Бога.
Григорий Померанц
«Я на то родился и на то пришел в мир,
Чтобы свидетельствовать об Истине;
Пилат сказал Ему: что есть Истина?»
(Иоанн. 18: 37-38).
«Мы говорим о том, что знаем,
И свидетельствуем о том, что видели;
А вы свидетельства Нашего не принимаете».
(Иоанн. 3:11)
«Сколько я ни встречался с неверующими и сколько ни читал таких книг, все мне казалось, что и говорят они, и в книгах пишут совсем будто не про то, хотя с виду кажется, что про то».
«Сущность религиозного чувства ни под какие рассуждения, ни под какие проступки и преступления и ни под какие атеизмы не подходит; тут что-то не то, и вечно будет не то; тут что-то такое, обо что вечно будут скользить атеизмы и вечно будут не про тоговорить» 5 5 Достоевский Ф.М. Идиот. Полн. собр. соч. Т. 8. М., 1973. – Далее цитаты приводятся по этому изданию.
.
Это слова князя Мышкина, человека, имевшего настоящий религиозный опыт и потому о Боге не спорившего. Меньше всего надеялся он показать и доказать то, что открылось ему в тишине и в глубине. Все слова и доказательства – не про то, ибо «то» – не предмет среди предметов, не явление среди явлений. Все, что можно увидеть физическими глазами, показать и удостоверить – не то. Даже сам Иисус, увиденный одними физическими глазами – не то, не чудо, не Бог.
Чтобы увидеть «то», вовсе не надо закрывать глаза на «это». «То» не опровергает и не зачеркивает этот мир. Оно его только углубляет и высветляет. Увидеть «то» – значит увидеть сквозь этот смертный мир его бессмертную суть, вечность сквозь время, смысл сквозь бессмыслицу. Можно ли это понять и доказать тому, кто видит и чувствует не так, как вы? Можно было спорить о том, что вокруг чего вертится: Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли. Для каждого века была своя научная истина. Я допускаю даже возможность спора о том, существуют ли Земля и Солнце на самом деле или только в нашем воображении. Но о том, люблю ли я солнце, люблю ли я красоту, люблю ли я моих близких и, наконец, Бога, – спорить нельзя. Я люблю. Это бесспорно. Верите вы этому или не верите, это другой вопрос. Но я-то знаю.
Читать дальше