Вообще, искусству уделялось повышенное внимание. Стремительно возникали студии, театры, вечера, на которых царили футуристы.
Савченко берется читать бухаринскую «Азбуку коммунизма», которую, еще более вульгарно, чем диктует сам оригинал, представлял полуграмотный агитатор. Тем временем приходится осваивать заново и обыкновенную азбуку. Уже на красной службе рапорт автору приходится переписывать трижды – «ять» и «твердый знак» «предательски проскакивали на свои места».
В напористой агитации в ходу выражения типа «Крестовый поход против буржуазии». Подобные обороты в революционные годы встречались нередко. В одной из провинциальных корреспонденций было написано про деятельность контрреволюционеров: «Призвав на помощь всех богородиц, начали свою дьявольскую работу». Красная агитмашина переосмысливала и пускала в оборот привычные фигуры речи.
С массами только что плененного офицерства новые власти поначалу ведут себя лояльно. Собираются офицерские митинги. Недавний штабс-капитан, а ныне красный командарм-IX Левандовский выступал эффектно, офицеры хлопали. Комиссар армии, опять-таки с университетским значком, рассуждал о том, что белые генералы – выскочки, а весь лучший генералитет – в Красной армии. Комиссар называл и имена тех людей, которые красными не были или позднее перешли к белым. Наряду с Брусиловым, Гутором, Зайончковским, Каменевым (отнюдь не генерал!) назван и Андогский, перешедший к белым, и Лечицкий, весьма условно состоявший в РККА несколько месяцев до своей смерти. В положении офицерства предсказуемый разброд. Кто-то начинает искать пути в армию победителей, кто-то выжидает. Лишь небольшая часть пытается организовать восстание. К штабу подпольщиков примыкает и автор. Об этом в воспоминаниях говорится очень скупо. Он замечает вскользь, что к заговору примыкали и старые красноармейцы. Идея заключалась в том, чтобы поднять восстание во время первомайского парада, замкнуть на площади отборные части, выведенные на парад, и захватить власть. В ночь перед выступлением последовали аресты. На заборах появился список из 25 расстрелянных. Многочисленное офицерство согнали в концлагеря. Савченко пишет о страшном лагере на кирпичном заводе. В других импровизированных лагерях режим был гораздо спокойнее. Еще одна черта эпохи – абсолютное своеволие местных начальников. Автор уцелел, но надежды на переворот пришлось оставить. Интересно, что в этот же красный праздник инцидент произошел и в Ростове-на-Дону с участием 1-й конной армии. Заключенный Б. М. Думенко кричал в окно, что армия его, а не Буденного. В рядах некоторых частей было движение за освобождение Думенко из-под стражи [6] См.: Новак В. Кавалерия Семена Буденного на фронтах Гражданской войны в России и польско-советской кампании (1918-1920) // «Атаманщина» и «партизанщина» в Гражданской войне: идеология, военное участие, кадры. Сб. статей и мат-лов / сост. и науч. ред. А. В. Посадский. М., 2015. С. 350.
. Большевистские карнавалы бывали опасны для самих их организаторов! Летом 1920 года последовала очередная офицерская регистрация, на этот раз весьма глубокая, захватывавшая и тех, кто уже два года служил в РККА. Автор вновь на весьма опасной грани, но сослуживцы освобождают его от угрозы разоблачения. Феномен регистрации отмечен во многих мемуарах. Офицеры не у дел, без привычной среды, без средств к существованию оказываются весьма податливы на всякого рода устрашения. Например, перспектива высылки на север очень быстро склоняла к позорной петиции в пользу советской власти, которую готовы были подписать многие регистрируемые. Революция вообще умела заходить с «неудобной» стороны.
Воюя два года, видя противника на фронте, видя пленных, Савченко вдруг очутился в русской, но вражеской, да еще и победившей армии. Ему остро интересно узнать, чем она живет, чем отличается от привычной ему военной среды. Мемуарист высказывает тонкое соображение: «…воюя с большевиками, не видел настоящего большевика. В бою ведь не видишь человека».
Он замечает, что комсостав из прежних офицеров циничен и уверен в скором падении той власти, которой служит. Давно состоящие в РККА офицеры убеждены в том, что к моменту «развешивания на фонарях» комиссаров вполне успеют оказаться единственной организованной силой. У одного из таких георгиевский крест на брелоке для часов. И в то же время генштабист поет гимны «универсальной республике», офицеры мечтают о военном марше в Венгрию, пьют за революционера Петра Великого. «Коммунизм – для простого народа», – легко говорят в своем кругу красные командиры. В импровизированном салоне сходятся недавние штаб-офицеры и комиссары, идет крупная карточная игра. Притихшие местные «тузы» послушно проигрывают большие суммы новым хозяевам жизни. Здесь яства, дамы, карты – все то, что так не соответствует революционной улице и казарме.
Читать дальше