А. Смирнова-Россет - Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.

Бабушка умерла в очень молодых летах, от родов. Амалия Ивановна была ей предана до такой степени, что осталась у нее для детей от Арнольди, из которых выросли только трое. Старший Александр, один из товарищей Лермонтова в гродненском гусарском полку, уже в довольно преклонном возрасте, сделал кампанию в 1877–1878 годах и был даже губернатором в Софии. Второй из сводных братьев моей матери, женившийся на В.Д. Свербеевой, Лев Иванович Арнольди, обладал поэтическим талантом, был перворазрядным чтецом и имел феноменальную память. Он часто жил у моих родителей, служил под начальством моего отца в то же время, как и И.С. Аксаков; он часто видал Аксаковых в Москве, так как они были близки к семейству Свербеевых. Лев Арнольди умер в молодых летах так же, как и его единственная сестра по второму браку его матери, вышедшая замуж за князя Петра Сергеевича Оболенского. Ив. Ив. Арнольди, умерший в отрочестве, был белокур, высок и тонок; о нем можно было сказать: «Это греческий мальчик». Моя тетка, Ольга Ивановна, была портретом-контрастом моей матери: высокая, темноволосая, бледная красавица, но не обладавшая ни умом, ни физиономией, ни живостью, ни вкусами моей матери. У ней грузинская кровь выказывалась в полной беспечности и физической, и умственной, в пассивной кротости и в большом недостатке воли. Впрочем, женщина на Кавказе имеет два типа: тип пассивный, беспечный и мало одаренный, и тип деятельный, энергичный.

Я должна сказать, что в грузинках я замечала одно качество моей матери: прямоту, достоинство и отсутствие всякого тщеславия. Гордые даже до крайности, они не имеют в своем характере никакой тщеславной мелочности, по крайней мере те из них, которых я видела; при великой простоте они представляют собою то, что они на самом деле. Князь Барятинский, живший целые годы в этой стране, говорил часто об этом при мне; он говорил даже моей матери: «Вы имеете в себе черты лучшей грузинской крови». Походка В.П. Орбельяни, урожденной княжны грузинской, ее жесты, интонация в ее разговоре, ее столь просто и величественно религиозный ум были очень похожи на то, чем обладала моя мать.

Любовь к порядку, к классической музыке и к работам иглой, которые превосходно выполняла моя мать, перешла к ней со стороны ее матери, в которой была кровь Лореров, с одной стороны, и грузинская кровь Цициановых: кавказские женщины в работах иглой истинные художницы. От отца-француза [17]перешли к ней дух возражений, вкус, критический смысл, ясный и точный стиль, качества сатирического ума без пересмеивания. Те, которые помнили его еще в Одессе, говорили нам, что он был человек очень замечательный, начитанный, степенный, серьезный, отличавшийся рыцарским благородством, деятельный; даже во Франции моя мать, очень молодая, слышала похвалы его способностям и его характеру от эмигрантов, видевших его в Одессе и знавших, каким уважением и какою дружбою он пользовался со стороны герцога Ришелье с первой их встречи.

Моя мать воспитывалась в Екатерининском институте (девятый выпуск) и получила второй шифр. Первый дали m-lle Балугьянской: она была более способна к арифметике, к геометрии и рисованию, и у нее был отличный голос. У моей матери не было никаких способностей к рисованию, что не мешало ей тонко понимать пластические искусства. Особенно она развила вкус и любовь к искусству, когда вышла замуж за моего отца, известного знатока искусства и страстного любителя живописи; он прожил много лег в Италии, где особенно полюбил итальянскую музыку. И музыка была страстью моей матери до самой ее смерти; но только классическая музыка – итальянская и немецкая. Она изучила генерал-бас и разбирала ноты в совершенстве, так, что могла играть à livre ouvert (с листа [ фр. ]) [18]фуги Баха и всю классическую немецкую музыку. Она играла с Листом и очень часто с князем Владимиром Одоевским, хотя никогда не была тем, что называется пианисткой-исполнительницей.

Когда моя мать кончала институт [19], она понравилась молодой Императрице Александре Феодоровне, и она захотела взять ее к своему двору [20]. В девятом выпуске было три дебютантки. Княжна Стефания Радзивилл, с которой моя мать была дружна с семи лет: они более девяти лет просидели рядом на институтской скамье. Ленивая, оригинальная, пылкая, простодушная и правдивая, с благородными порывами молодая Радзивилл была любимой подругой моей матери; она со своей стороны платила ей дружбой и полным доверием. Императрица их немного баловала, с детства зная их, и прозвала обеих девушек «неразлучными». Стефания Радзивилл осталась при дворе Императрицы. Моя мать дежурила при обоих дворах. Живя в Аничковом дворце, она иногда ездила и в Зимний; летом переезжала в Павловск. Но во время пребывания царской фамилии в Петергофе [21]она дежурила при Александре Феодоровне. После смерти Марии Феодоровны, в 1828 году, она окончательно перешла к Александре Феодоровне.