Геннадий Смолин - Булгаков на пороге вечности. Мистико-эзотерическое расследование загадочной гибели Михаила Булгакова

Редактор взял со стола гранки, поднес к глазам, поглядел на текст, словно видел его впервые, потом положил листы на место и обратил лицо ко мне. Сейчас мы смотрели друг другу в глаза. Затем он резко встал, и подошёл к окну.

Когда мы прощались, редактор дружески похлопал меня по плечу и неожиданно сказал:

– Я думаю, Рудольф, всё будет отлично. Только не ввязывайте меня в эти инсинуации. Всё это чревато неприятностями. Для меня и для вас.

Я пожал плечами и вышел из кабинета. Вот так закончилась наша странная беседа с редактором. Конструктивное было, пожалуй, одно: шеф неожиданно предложил мне: «Возьмите отпуск – пару недель, отдохните на полную катушку». И я решил: возьму две недели отпуска и разберусь с новыми реалиями, которые привнесла командировка в Питер.

Оказавшись в своей квартире, я неожиданно осознал, что против своей воли очутился в мире своих ночных кошмаров.

«Новый на кобыле Едет к миру Спас.

Наша вера – в силе.

Наша правда – в нас!»

С.Есенин

У меня превосходная память. Я могу запоминать по десять книжных страниц. Пять секунд – и в моей памяти запечатлелись сразу две страницы текста.

Тем не менее, о событиях последних дней моя память сохранила скудную информацию. Я оплачивал счета, сочинял ответы родственникам, бывшей жене, покупал еду, необходимые вещи, мыл полы, посуду – но всё это делалось механически. День сменяла ночь, затем приходил новый день, а меня не оставляло странное ощущение ирреальности окружающего мира, которое родилось у меня в первый день по возвращению из Питера, когда я зашёл в редакцию и беседовал с шефом в его кабинете. Казалось, как это бывало со смещением восприятия запахов, у меня в мозгу тоже всё сместилось. Фантазии стали доминировать над действительностью. И я запутался в ощущениях реального и мнимого времени. Очень часто у меня болела голова, причем мигрень мог спровоцировать всякий пустяк: громкий разговор на улице, бой настенных часов, запах сбежавшего кофе в турке.

Я часто смотрел телевизор, но не понимал сюжета: движущиеся картинки и бессмысленные диалоги людей.

Меня колотил озноб, в голове звенел нескончаемый зуммер.

Я выключил телевизор. Мне срочно требовалось выпить. На этот раз я предпочел водку. Попробовал читать газету, но тут же отложил. Что-то преследовало меня, не давало покоя. Ну просто смешно так дергаться, убеждал я себя. Что, собственно, произошло? Ничего. Почти ничего. Ну, повздорили с боссом (правда, я так и не понял из-за чего). Кончилось тем, что я взял отпуск и через несколько недель должен был вернуться на работу. Вот и все, черт побери!

Я походил по комнате, потом плеснул в стакан водки и залпом осушил. О, какое наслаждение, когда в глотке у тебя дивный сухой огонь! Затем собрался было поесть, но, немного поразмыслив, решил: водка настолько классная штука, что не стоит портить впечатление от алкаголя едой. Лучше завалиться на диван и как следует выспаться. У меня были все основания полагать, что хорошая доза водки поможет быстро уснуть.

С тех пор как я вернулся в Москву, я спал очень мало. Ив эту ночь, повидимому, отключился сразу, но через час или два проснулся. Взглянул на часы: было около двух ночи. Последнее время что-то постоянно давило мне на плечи и грудь и тошнило от всего, что бы я не съел или выпил, за исключением водки. Посему я налил себе еще порцию, перебрался в спальню, лег, так и не раздевшись, в разобранную еще со вчерашней ночи постель и впервые за несколько последних дней тотчас забылся глубоким сном.

Меня пригласили в писательский городок Переделкино. За мной заехали ровно в полдень на чёрном «Мерседесе». До полудня я успел поспать три часа, затем кое-куда позвонить и отменить две деловые встречи, назначенные на следующую неделю, уложить в сумку бритвенный прибор и нижнее белье, а главное – собрать, склеить развалившееся по частям моё нутро, употребив на то всю свою изобретательность. Пришлось пустить в ход всяческие приспособления и ухищрения – от булавок до жвачки и цементирующей душу смеси коньяка с кофе. В результате появилась надежда, что теперь-то я хоть внешне похож на человека. Подготовившись таким образом, я поставил сумку у порога и, едва раздался звонок, открыл дверь и шагнул навстречу Владу Орлову – помощнику одного состоятельного человека, занимавшего видное место в масонской иерархии и пригласившего меня к себе в переделкинскую резиденцию. Имя его мне ничего не говорило: Гаральд Люстерник [3] Гаральд Яковлевич Люстерник, переводчик русской литературы на французский язык, участник французского сопротивления (1939–1945 гг); награждён «Орденом почётного легиона»; жил в Берлине, Лозанне, в конце 30-х годов XX века жил в Москве и Париже; с 1946 года, получив советское подданство, переехал в Москву (имел контакты с анархистами – А.А.Карелиным, тамплиерами и антропософами).