Евгений Маляр - Записки одессита - часть вторая – послеоккупационный период

Директор при этих словах поморщился, как будто что-то не то съел, и вынес свое веское суждение.

– Не нравится мне этот спор. И причем здесь деньги?

Секретарь посчитал тему исчерпанной, и закрыл собрание, напоследок загадочно промолвив «это вам не лавочка какая-нибудь».

Тем временем работала обычная схема. Лёва с Мареком быстро помирились и уже дружно догоняли других водителей, беспартийных и кандидатов в члены, шедших в закусочную, что на Старопортофранковской, возле ворот дома № 101.

Под чистыми столами сверкнули запечатанные сургучом бутылки с водкой, припасенные заранее членами и кандидатами. После появления закуски бутылки заняли свое положенное место. Всё было, как всегда.

Алкаши в районе наиболее известного одесского рынка давали непрерывные концерты вживую, не тратя времени на репетиции. Многих из них не пускали в «приличные забегаловки», и на то были причины… В городе поговаривали, будто вообще все артисты ведут себя приблизительно подобным образом.

Наиболее многочисленную труппу возглавляла некая Сильва. Трезвой ее никто никогда не видел, как и других подобранных ею артистов. Толпа хором, задушевно и громко, исполняла блатные песни, составлявшие основу репертуара творческого коллектива. Время от времени солистки, как фокусники в цирке, доставали из грязных торб столь же грязные бутылки с мутным пойлом. После «легкого завтрака» кордебалет начинал пританцовывать, подвывая и подражая цыганскому хору, вокруг «примы».

Иногда Сильва входила в экстаз, ее охватывала дрожь, и она брала немыслимые ноты. В такие мгновенья он не могла сдвинуться с места. В том же положении, в котором ее настиг пик вдохновенья, певица из народа поливала тротуар.

Много лет эту труппу милиция не трогала и пальцем, видимо, брезгуя.

В нашем классе, как и в остальных, училось более половины детей, переживших оккупацию. Нам было забавно наблюдать за старшеклассниками, разбиравшими и собиравшими настоящие винтовки, надевавшими противогазы и бросавшими учебные гранаты на школьном дворе.

Военрук с поврежденной на фронте ногой занимался с ними строевой подготовкой, лихо делая повороты кругом и вытягивая носок раненой ноги далеко вперед. С палкой в правой руке он не расставался. Старшеклассники говорили, что военрук – псих и возможно, за это его уважали.

Бедная, плохо одетая учительница рассказывала нам на уроках, как хорошо будет жить при коммунизме: все будут трудиться, сколько хотят и кем захотят… при возможности.

Мамы учеников работали в основном уборщицами и дворничихами. Они не могли скрыть от детей инструментария, посредством которого извлекали из дворовых канализаций и туалетов тряпки и другие предметы, густо смазанные отходами жизнедеятельности. Дети искренне хотели, чтобы их мамы хоть когда-нибудь поработали на других должностях, но никуда больше их тогда не принимали. Кто-то спросил: «А кто захочет быть дворником?»

– Все работы будут механизированы, а убирать отходы многим будет приятно!

Такое определение, как «отходы» мы услышали впервые: все ходили на развалки «до ветру» и называли такую жизнедеятельность гораздо более простыми словами.

Еще учительница рассказывала про пионеров-героев, а у нас не было врагов, которым хотелось бы навредить. Ущерб мы наносили вынужденно только крестьянам на Привозе и рабочим в подвалах. И советскую власть любили – ее нельзя было не любить.

Другие пионеры были убеждены, что выявлять врагов народа очень просто. В кинофильмах они поголовно носили фетровые шляпы и портфели, в крайнем случае, притворялись слепыми и инвалидами. Возможно, что и чекисты пользовались этими же критериями.

В общем, мы росли, «как Ленин нас учил, как партия учила», не зная о правых и левых уклонистах, центристах и прочих нехороших разносторонних ответвлениях от единственно верной генеральной линии.

Привычно посещали Привоз-кормилец, разживаясь какой-то едой. Даже в мыслях у нас не было, что мы воруем у крестьян их нехитрые продукты – макуху и яблоки. Мы просто брали свое у тех, кто зазевался, а потом бежали к зоопарку и проникали в него без проблем.

В обезьяннике нас радостно встречали друзья-мартышки. Они сверкали своими красными задницами, а мимикой намекали, чтобы и им что-то выделили. Приматы, как и мы всегда были рады любой еде.

В один из удачных дней мы с Ленькой спрыгнули с забора, владея большим кругом макухи, прямо на недавно вырытые ямы. Рядом валялись человеческие черепа и кости. Из земли работяги выбрасывали выбеленные временем останки давних покойников.