Элеонора Иоффе - Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия

Густав, третий из семерых детей Карла Роберта и Хелены Маннергейм, родился 4 июня 1867 года. Всего за шесть лет до того в России было отменено крепостное право. Это были годы правления Александра II – монарха, проводившего в отношении Финляндии мягкую политику и оставившего там по себе добрую память. И в то же время середина 1860-х годов – один из самых трагических для Финляндии периодов, оставшийся в народной памяти как годы «великого голода». Особенно страшным был именно 1867-й: лед на озерах держался до середины июня. За предыдущим неурожайным годом неизбежно последовал еще один. Вдобавок начались эпидемии тифа и холеры: за два года вымерла шестая часть населения Великого княжества Финляндского. Так что появлению Густава на свет сопутствовали не слишком добрые предзнаменования. Было в семье и свое горе – незадолго до рождения сына Карл Роберт потерял любимую сестру, умершую в родах.

«…Мальчика крестили в Иванов день. Сюда заезжал пастор, и поскольку Карл не хотел никого приглашать на крестины, крестили тихо. Матушка была восприемницей ребенка, которому совсем никто не радовался. Его имя – Карл Густав Эмиль» , [6] Mannerheim-Sparre E. Lapsuuden muistoja. Helsinki, 1952. S. 7 (пер. с финского). – писала Хелена своей сестре Ханне Ловен в Стокгольм.

И все же детство Густава и его братьев и сестер до 1879 года было счастливым. Размеренный, благоустроенный быт семьи описывает в своих воспоминаниях младшая сестра Густава, Ева Маннергейм-Спарре: «Лоухисаари был нашим большим миром. Все остальное казалось нам невзрачным и бедным по сравнению с тем богатством, которое являл наш дом. Центром этого мира была мать. Ее теплота и нежность обнимали всех нас одинаково любовно и ласково» [7] Ibid. S. 12. .

В конце длинной березовой аллеи стоял огромный дом, полный красивых вещей, книг и произведений искусства; его окружал старинный парк. В Лоухисаари были свой скотный двор и конюшня, многие продукты производились прямо на месте. Господ обслуживали жившие неподалеку ремесленники: сапожник, изготовлявший обувь для всей семьи, портной, столяр, кузнец. Была даже своя ветряная мельница. Дети пользовались всеми преимуществами деревенской усадебной жизни: лазили по деревьям в парке, бегали на ходулях, ездили верхом, собирали в лесу чернику, катались на парусной лодке по морю. Отец привозил им из заграничных поездок диковинные подарки. Он был любителем всяческих новшеств: сыновьям даже купили один из двух первых появившихся в Финляндии велосипедов, хотя детей в семье не баловали и часто наказывали даже за небольшие провинности.

Графиня Хелена увлекалась английской системой воспитания: детей закаляли как физически, так и нравственно. Круглый год – обливания холодной водой, летом – купание в озере в любую погоду чуть ли не с годовалого возраста (купание в холодной воде осталось одной из неизменных привычек Маннергейма до преклонных лет); спали дети на жестких матрасах и волосяных подушках. Им прививались сдержанность и умение владеть собой, жалобы и проявления слабости считались постыдными. Так что кое-какие навыки самодисциплины и спартанские привычки будущий фельдмаршал приобрел уже в детстве. Правда, с Густавом, с малолетства самостоятельным и упрямым, все время что-то случалось, и он доставлял матери больше волнений и забот, чем все остальные дети. Склонный к приключениям и опасным играм, он уже в раннем детстве проявлял бесшабашную смелость: то убегал, забредая далеко от дома, то вываливался из лодки в море. В десятилетнем возрасте, прыгая по балкам строящейся крыши скотного двора, он упал и серьезно поранился, после чего время в семье делилось на эпохи: «до и после падения Густава с крыши» [8] Mannerheim-Sparre E. Lapsuuden muistoja. S. 12. .

Регулярно обучать детей, живя в отдаленной усадьбе, куда даже почта приходила из-за плохих дорог раз в неделю, а то и реже, было не просто. Гувернантки и домашние учителя часто менялись, и Хелена без конца занималась поисками подходящих для этой роли иностранок, владеющих несколькими языками – обучение иностранным языкам родители считали первостепенной задачей, и дети должны были говорить по-французски и по-немецки. Домашним же языком Маннергеймов, как и многих образованных жителей Финляндии в конце XIX века, был шведский. Говорить по-фински не считалось в семье необходимым, и даже в 1905 году Густав относился к этому «языку простонародья» с пренебрежением и подтрунивал над сестрой Софией, собиравшейся учить финский. Ему самому пришлось все же осваивать этот язык дважды: в юности – чтобы сдать экзамены на лицейский аттестат, и позднее, в зрелом возрасте – чтобы завоевать популярность в армии и стране. Правда, он так никогда и не овладел финским в совершенстве.