Давид Фельдман - Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х – 2010-х годов

Машинистки следовали требованиям редакционного стандарта. Он известен: бумага обычная, строки на странице печатаются через два интервала и т. п. Судя же по липкинскому описанию, мемуарист читал машинописный экземпляр «слепленного, сжатого вида». Подчеркнем еще раз: исходный, лично Солженицыным напечатанный.

Однако Солженицын не сообщил, что передал рукопись Гроссману еще до ее публикации в «Новом мире». Это объяснимо: знакомы не были.

Солженицынский экземпляр рассказа «Щ-854» оставался у Берзер. Но в ее мемуарах нет сведений о том, что он был передан Гроссману.

Берзер готовила мемуары к публикации на исходе 1980-х годов. Мемуаристке тогда – за семьдесят. Ее роль в солженинцынском дебюте известна была давно. И минуло более пятнадцати лет с тех пор, как ушла из редакции «Нового мира». Вроде бы нет уже причин скрывать, что передала исходную рукопись Гроссману.

Кстати, Берзер сочла нужным подчеркнуть, что ее Гроссман неоднократно расспрашивал о Солженицыне. Даже и незадолго до смерти. Воспроизвела его оценку повести: «Изумительная вещь».

Тут бы и упомянуть, что передала Гроссману рукопись, еще до публикации в «Новом мире». Хотя бы намекнуть. Однако в мемуарах Берзер нет и намека на это. Так же, как в солженицынских.

Получается, что ни Солженицын, ни Берзер не передавали рукопись Гроссману. Ту самую, где объем автором минимизирован. А другую Липкин и не упоминал.

Стоит отметить еще одно весьма странное обстоятельство. Липкин в мемуарах утверждал: «О Солженицыне более подробно Гроссман узнал от сотрудницы “Нового мира” Анны Самойловны Берзер. Он почему-то ждал, что Солженицын придет к нему, хотел встречи с ним. Но им так и не суждено было встретиться».

Оборот «почему-то» свидетельствует: мемуарист не знал, по какой причине Гроссман «ждал». Не сказано, что тот приглашал Солженицына.

Кстати, приглашение Гроссман мог бы передать через ту же Берзер. Ситуация обычная: маститый писатель зовет в гости младшего коллегу. Знак уважения. В таких случаях отказ не прогнозируется. Но если не приглашал, но «ждал», тогда уместен вопрос о психической адекватности.

Обычно поведение Гроссмана было адекватно ситуации. А тут, если верить Липкину, что-то изменилось.

На самом деле – не менялось. Похоже, что историю о рукописи «на папиросной бумаге» и беспричинном ожидании визита Липкин выдумал, пытаясь обозначить преемственную связь Гроссман-Солженицын. К 1986 году оба писателя всемирно знамениты, имя каждого – символ противостояния советскому режиму.

Параллель тут подразумевалась. Из рассказа Липкина следовало, что Солженицын чуть ли не продолжил начатое Гроссманом.

Что до описания рукописи в липкинских мемуарах, так источник очевиден. Это цитированный выше фрагмент книги Солженицына «Бодался теленок с дубом. Очерки литературной жизни».

По словам Липкина, работу над мемуарами он завершал в 1980-е годы. И можно отметить, что к тому времени уже немало «тамиздатовских» экземпляров солженицынской книги было нелегально перевезено через советскую границу. Хватало и копий в «самиздате».

Солженицынскую книгу Липкин уже прочел, когда готовил к изданию свои мемуары. А берзеровские тогда еще не были опубликованы.

В мемуарах Липкина имена Берзер и Солженицына – рядом. И это не случайно. Контекстуально обозначена последовательность событий: рукопись на папиросной бумаге Гроссман получил от своей давней знакомой, сотрудницы «Нового мира», а потом другу почитать дал. Вроде бы все логично. Такое вполне могло бы произойти. Осталось лишь найти какое-либо документальное подтверждение.

Но при сопоставлении мемуаров Липкина и Берзер устанавливается, что та не передавала Гроссману исходную солженицынскую рукопись «на папиросной бумаге». Вот тут и выявляется несообразность.

Она бы осталась незамеченной, если б Липкин не увлекся нарративом. Слишком уж подробно характеризовал рукопись, якобы прочитанную в гроссмановской квартире.

Подчеркнем: из всего сказанного выше неследует, что Гроссман не обсуждал солженицынскую повесть с Липкиным. Возможно, обсуждение было. И восторженный отзыв тоже.

Если такое случилось, то вне связи с рукописью, переданной Солженицыным в редакцию «Нового мира». Прагматика же истории про чтение повести до публикации ясна: Липкин акцентировал, что от него у Гроссмана не было секретов.

Сюжетов подобного рода немало в мемуарах Липкина. Но существенно, что он пытался акцентировать значимость литературного события – повести Солженицына – в биографии Гроссмана. Настаивал: тот одним из первых оценил талант будущего нобелевского лауреата.