Валентин Иванов - Хроники научной жизни

Занимались втроем, вместе с его сестрой. После обеда, он клал Вене руку на плечо, предотвращая попытку сбежать на пляж, и жёстко изрекал:

– Поехали дальше. До экзамена осталось всего четыре дня.

Веня так и не смог понять, почему соглашался, покорно вздохнув. Впрочем, чем дальше занимались, тем реже слово «пляж» всплывало в его голове, хотя все эти дни солнце палило немилосердно. Настроение с каждым днем падало все ниже и ниже, а от прежнего нахальства насчет поступления не осталось и следа. Присмотревшись к поступающему контингенту, Веня задал себе вопрос: «Парень, куда ты попал?». Вопрос был далеко не праздный. Только из одной его комнаты двое были «фымышатами», а сколько их во всем потоке? Эти ведь ребята штудировали высшую математику по-серьёзному, с преподавателями, а не как ты – из любопытства, когда и спросить-то вокруг некого. Они даже программирование проходили! А ты и слова такого раньше не слышал. Да тот же Витя и его сестра эти тригонометрические неравенства как орешки щёлкают, не в пример тебе. А ты и школы-то нормальной не закончил: восемь классов, а потом за год в мореходке все общеобразовательные предметы проскочили. Да их ведь целый год в выпускном классе натаскивали, как сдавать экзамены, а у тебя – всё вахты, штанга да любовь, понимаешь, по самые уши. Конечно, все эти раздумья расслабляли волю. Вот потому он и рад был отчасти, что Витя буквально насиловал его этими задачками.

Наконец настал последний день перед экзаменом. Он прошел, как и все предыдущие, хотя запал уже был явно не тот. Наши «фымышата» демонстративно игнорировали всякую подготовку, исчезая на пляж на целый день. Вечером все сходили в студенческую столовку поужинать. Взяли беф-строганов с картошкой и компот. Ночью дрыхнул, как бревно. На сон он, вообще, никогда не жаловался. А вот пробуждение было кошмарным: дикие боли в животе, тошнота и вялость. Оказывается все отравились несвежим мясом за ужином. Другие ребята сходили в туалет – вроде, полегчало – да и двинули на экзамен. А с Веней что-то жуткое творится: в желудке все бурлит и клокочет. Два пальца в рот совать – уже поздно, за ночь все токсины в кровь всосались. Тут только полное промывание желудка поможет. Лежит в одиночестве в комнате и думает: «Это что же за напасть такая? С самого края света приехал, и надо же перед экзаменом такому приключиться. Нет, чтобы вчера это произошло. Пошел бы в медпункт, хоть справку взял бы, по которой перенесли бы мне экзамен, с другим потоком сдал бы». Представлял глаза своих дружков, когда возвратится обратно на судно. Они не очень-то верили, что в его поступление. Пусть, – думают, – прокатится салага, отдохнёт, развлечётся. Да куда он от нас денется?. А уж когда представил взгляд своей невесты, и вовсе взвыл: «Что я ей скажу? Не поступил, мол, из-за поноса перед главным экзаменом, а так-то я умный, не сомневайся!»

Понял, что выбора у него нет. И возврата на судно тоже не будет. Это точно. Уж какие там волевые центры включил, какие мантры пробормотал – не помнил. Только собрался как-то, даже успокоился, насколько это вообще было возможно, в таком положении. Снялся с якоря и двинулся по направлению к главному корпусу. Ветерок немного освежил по пути. А своим бледным или даже зеленоватым видом, вряд ли кого мог удивить: в этот день многие имели схожий вид, даже не получив отравления. Просто день такой, необычный – первый экзамен.

Входит в Большую физическую аудиторию, берёт билет. Экзаменаторы указывают место. Там все ряды длиннющие такие, человек двадцать помещается. Но теперь всех рассаживают по пять человек в ряд с большим промежутком, чтобы не списывали друг у друга. Вене досталось место прямо посередине ряда. Впереди была ниша, в которой размещался эпидиаскоп. Справа сидит щупленький такой мальчик с интересной фамилией – Чайковский. Фамилию Веня увидел, проходя мимо, когда усаживался. На письменный экзамен отводится пять часов. За это время нужно решить пять задач, написанных на доске перед абитуриентами. Прочитал первую и почувствовал, как струйка пота пробежала между лопатками. Ни малейшей идеи, как подступиться к решению. Ладно, – подумал, – не будем здесь терять времени. Читает следующую – прямо плакать хочется – то же самое, что и с первой. Впрочем, то же было и с двумя следующими. Ситуация полной паники. Таким болваном он себя ещё никогда не ощущал. Переходит к последней: тригонометрическое неравенство. Ну, этих-то они с Витей вагон перещёлкали. Начинает перегонять синусы в косинусы, а произведения преобразовывать в суммы и наоборот. Наконец, что-то там выпадает в осадок. На вид – громоздкое, сразу не сообразишь, правильное или нет. За этим делом мысли потихоньку устаканиваются, пульс становится ровнее, в пересохшем рту появляются первые признаки слюны. Закончив с пятой задачей, переходит к предыдущей, затем ещё к одной. И вот, наконец, до первой добрался. Но тут, забитые волной жуткого страха куда-то в самые потаённые уголки, естественные процессы его организма вдруг спохватываются, и возвращается знакомое при пробуждении утром состояние. Разница лишь в том, что утром он лежал на коечке и туалет был в двух шагах, а теперь Веня в огромной переполненной аудитории, а где туалет – толком еще не знает. Вообще-то, после решения задач и проверки, полагалось переписать их с черновиков начисто и сдать вместе с черновиками, чтобы экзаменаторам было легче было разбираться в написанных каракулях. Но тут Вене стало совсем дурно, и он понял, что еще десяток секунд, и до туалета добежать он просто не успеет. О переписывании даже и думать смешно. Бросает взгляд направо – выйти обычным образом тоже не успеть, пока двое будут вставать, давая ему пройти. Выбирает кратчайший путь: забирается на тот длинный столик, на котором лежат листки, и прыгает с высоты полутора метров прямо в нишу, где стоит эпидиаскоп. Не только боковым зрением, даже лопатками чует, как все оборачиваются ему вслед: никак у абитуриента крыша поехала. С безумным выражением лица подбегет к ближайшему экзаменатору, молча суёт ему свои черновики, и уже на полных парах устремляется к туалету. Что там о нём подумали, – уже всё равно. Успел!