Анжела Конн - Уникальные женщины мира. 19-й век

Не одна девушка засматривалась на него; он ухаживал за ними, прекрасно танцевал на балах, но всем радостям жизни предпочитал общество своих больных. С утра до ночи он проводил в клинике, а позже – в военных госпиталях. Присутствовать на его операциях считалось большой честью не только для студентов; коллеги не пропускали ни одного хирургического процесса с участием Барри. Его тонкие нежные пальцы проделывали поистине ювелирную работу, мастерски накладывая швы на рану.

– Ах, – хвастались солдаты, спасённые доктором от неминуемой смерти, – какое счастье попасть в руки этого хирурга, – демонстрируя швы как украшения на теле.

Куда только не забрасывала его служба! Начав с мыса Доброй Надежды, он занимался врачеванием во многих британских колониях – в Южной Африке, на Мальте, в Корфу, побывал в Крыму, в Греции и в конце жизни – в Канаде. На медицинском поприще он сделал блестящую карьеру, заслужив от правительства за сорокалетний труд высший генеральский чин.

Мой читатель вправе знать и о том, что человек этот был блестящим реформатором и гуманистом: равное отношение к пациентам всех социальных слоёв и улучшение больничных условий для них – немаловажная часть его деятельности. В Южной Африке он подарил Кейптауну систему водоснабжения, улучшил содержание людей в тюрьмах, в солдатских казармах и лепрозориях…

Всё же репутация о нём сложилась противоречивая: добрая и худая слава, в его случае, ходила рука об руку. Борясь за лучшую долю для пациентов, он прослыл скандалистом и весьма эксцентричным человеком. Всюду надо было выбивать, требовать, добиваться. Он дрался на дуэли, носил большую саблю и во время рабочего спора запросто мог запустить склянкой об стену. Темперамента ему было не занимать. Дамы влюблялись в него, очарованные силой притягательности, мужчины недолюбливали, но признавали его лучшим в медицине, хотя это не мешало некоторым едко подшучивать над ним… В 1857 году он вернулся в Лондон и спустя семь лет умер от дизентерии.

3.София Бишоп улыбалась. Справившись со своей работой, она бросила последний взгляд на генерала, облачённого в мундир, украшенный высокими воинскими наградами, подмигнула озорно и покинула комнату. Ей надо спешить. У неё в руках тайна равносильная бомбе. И эту бомбу она жаждала взорвать.

Или скандал, или деньги – решила Бишоп, и предстала с ультиматумом перед МакКиноном, сообщив, что Джеймс Барри – женщина. Лучшего друга эта новость ошеломила.

– Женщина! – Подскочил он в кресле. – Не может быть!

– Может. Как и неоспоримость того, что перед вами сейчас тоже женщина.

Однако нам, читатель, как и Софии в своё время, придётся признать тот досадный, но очевидный факт, что и в викторианскую эпоху лучшие друзья не спешили заботиться о добром имени своего ближнего, тем более покинувшего сей бренный мир. Надежда на получение денежного вознаграждения не оправдалась: МакКинон оказался скрягой. Отказ платить, а ещё больше клеймо, бросающее тень на прославленного доктора порочным, коробящим и её достоинство, прозванием «гермафродит», которое, несомненно, прибавило бы злорадства его недоброжелателям, разозлило почтенную Софию Бишоп и развязало ей язык.

– Не был он гема… герма-фро-ди-том! – ломая язык о стыдное слово, – с пеной у рта доказывала она охотникам до сенсаций. – Была женщиной, с грудью и женскими гениталиями, причём родившей, так как вот этими глазами видела растяжки внизу живота, характерные для рожениц… – И, в знак правдивости своих слов, крестилась.

Вскоре весь Лондон только и говорил о тайне, открывшейся Софии. Свою долю славы она получила. Два имени – её и знаменитого хирурга передавались из уст в уста.

Военное начальство, оберегая честь мундира, предпочло скорее замять странную историю, чем признать то, что целых полвека его водили за нос. Наложив на досье Барри гриф «совершенно секретно» сроком на сто лет, оно спокойно выдохнуло. Доктора похоронили под его мужским именем.

4. Исследователям второй половины двадцатого века, заинтересованным пикантностью молвы, бродившей по Британии долгие годы, всё-таки удалось пролить свет на биографию Барри. Нашлась переписка самого прославленного в этой стране хирурга, среди прочих заслуг снискавшего славу врача, впервые осуществившего операцию по кесареву сечению.

В архиве художника Барри обнаружились письма женщины Маргарет Энн Балкли и хирурга Джеймса Барри. Экспертиза установила, что они были написаны одним человеком – Маргарет Энн Балкли, которая являлась дочерью сестры художника. Именно он одолжил своё имя племяннице. Зачем? С какой целью?