Юрий Пернатьев - Наставник и целитель святой Шарбель

Марониты поддержали крестоносцев, многие из них даже сражались в рядах войск французского короля Людовика Святого. Часть европейцев ассимилировалась с маронитским населением, и даже после ухода большинства крестоносцев из Сирии в конце XIII века часть семей осталось в Ливане. Тем самым марониты упрочили свои отношения с Европой, в особенности с Францией, которая впоследствии будет покровительствовать им на протяжении всей дальнейшей истории. Слились с маронитами и несториане.

В конце XII века началось сближение маронитской церкви и Рима. В 1580 году папа Григорий XIII основал в Риме специальную духовную семинарию для маронитского духовенства. Процесс сближения занял несколько столетий: лишь в XVIII веке маронитские иерархи признали унию с Ватиканом и подчинились авторитету папы Римского.

Несмотря на значительное сближение с католичеством, культ и обряды маронитской церкви сохраняют много архаических христианских установлений и обычаев, во многом схожих с обрядами древних сирийских христианских общин. Литургическим языком считается арамейский, но наряду с ним в богослужении используется и арабский. Часть храмов использует заимствованный у несториан восточно-сирийский обряд.

В течение XVIII века маронитская церковь превратилась в крупнейшего собственника земли в Ливане. До сих пор маронитские монастыри владеют обширными землями в этой ближневосточной стране. Многие марониты на протяжении веков были крупными феодалами, поэтому среди них образовался слой зажиточных и богатых кланов, многие из которых ведут свою историю со времен крестовых походов. Однако исторически большинство маронитов были простыми крестьянами.

Под влиянием маронитской христианской общины еще во времена турецкого господства Ливан стал существенно отличаться от других арабских стран уровнем вестернизации и проявлением демократических тенденций. Сегодня маронитская церковь является крупнейшей христианской общиной в Ливане, играет важную роль в политической жизни страны благодаря представительству маронитов в парламенте, а также обладает собственными средствами массовой информации, школами и другими организациями. Как видим, исторические корни весьма сильны.

Вернемся, однако, к монастырской жизни Шарбеля. В монастыре он с первых же дней стал вести суровый, аскетический образ жизни. Он трудился на монастырских полях, выполнял столярные работы, дубил кожи, носил с горных склонов огромные камни с дальнейшей их шлифовкой для разных монастырских нужд.

Крестьянская закалка и незыблемая вера в Господа помогали юному подвижнику пять-семь раз на дню участвовать в богослужениях, вставать в полночь к всенощной, днем пасти на горных склонах скот, дотемна трудиться, не позволяя себе съесть даже гроздь винограда. Тем не менее он делал все без напряжения, даже с некоторым с упоением, находя также время для того, чтобы учить хоральную литургию, читать Евангелие, разучивать псалмы.

После годичного пребывания в Мейфукском монастыре Божьей Матери молодого монаха отправили учиться в семинарию в Кфифане. Во время обучения Шарбель был учеником святого Ниматтуллы Кассаба Аль-Хардини. После пятилетнего служения в Кфифане Шарбель возвратился в Аннайский монастырь, который стал его последним прибежищем в овладении науками и ремеслом. И хотя отец Шарбель не любил распространяться о своих планах, всем было понятно, что он готовился к отшельничеству.

Как уже говорилось, Юсеф Маклуф был от рождения немногословен, как и все крестьяне, живущие в горах. Когда же он принял в Аннайском монастыре обет молчания, стал походить на немого. Лишь изредка одной-двумя фразами отвечал на вопросы братьев и отца настоятеля. Уже тогда он прекрасно понимал: без молчания нет настоящей молитвы. Шарбель молчал и во время трапезы, и во время работ в поле, и во время богослужения, и при любом занятии он мысленно повторял слова молитв. Его не донимали вопросами, поскольку понимали: Шарбель был рядом и в то же время далеко от окружающих людей. Правда, бывали дни, когда ему волей-неволей приходилось отверзать уста. Это случалось, когда отец настоятель посылал Шарбеля в ближайшие деревни для проведения богослужений.

Биографы передают случай, когда будущего святого позвали к умирающему. Тот был в лихорадке, но узнав, что к нему приближается монах, очнулся, запротестовал: «Не нужен мне монах! Не нужен!» Но Шарбель, несмотря на категорические возражения больного, подошел к нему, взял за руку, проник взором в сердце умирающего, понял, что спасти его никак невозможно, сказал: «Не бойся, сын мой, Бог любит тебя, доверься ему». Он долго сидел у изголовья умирающего, читал молитвы. И больной успокоился, затем с полуулыбкой на устах отошел в мир иной.