Гэвин Эдвардс - Мир по Тому Хэнксу

Мартина восхищало, как Хэнкс, обладая сложностью и глубиной, тем не менее сохранил чувство абсурда. Он считал, что Том такой же «сложный, как Джон Уэйн, – поскольку он – кумир, но многогранный». Так вот, он стал выжимать из Хэнкса ответ: «Я знаю, что актерскую игру невозможно улучшить с помощью обучения. Ее меняет своего рода личностный рост».

Именно таких вопросов Хэнкс обычно избегал. В одном из фильмов, когда режиссер искренне поинтересовался, как у него дела, тот отделался одним словом: «По-разному!» [138] Однако Мартина он любил и восторгался им, так что попытался сказать правду.

«Раньше я просто приходил и говорил: “За работу!” – рассказал Хэнкс седовласому комику. – Но потом ты как актер достигаешь момента, когда понимаешь, что изучаешь тот или иной аспект человеческого состояния, а не просто следишь за историей, которая начинается на первой странице и завершается на двадцатой. И для этого нужно, чтобы внутри у тебя было еще кое-что – случившееся [с твоим персонажем] до того, как начался фильм. Тебе не нужно сидеть и подробно расписывать это в блокноте. Но оно должно быть осязаемым, присутствовать в каждой сцене» [139].

Он резюмировал, как освоил эту технику, не разводя нюни: «Я осознал, что это – трудная работа, которую надо сделать».

Еще одна причина высокого качества фильмов Хэнкса: труд, который он вкладывал в их создание до того, как включалась камера, не важно, кто производил картину, – Playtone или другая компания. Он садился с режиссером и систематично проходился по сценарию, вычитывая диалоги и выбирая строки, звучащие неубедительно.

«Однажды я поймал себя на том, что вычеркиваю вопросительные знаки из текста, – рассказывал Хэнкс. – Персонажи часто задают дебильные вопросы вроде “Так ты говоришь, что правда баллотируешься на должность руководителя службы водоснабжения?” Я не знаю, как это сделать – задать подобный вопрос осмысленно» [140].

«Обычно он переписывает каждую роль, которую играет, – говорила Нора Эфрон. – И он делает это очень мило. Садится с режиссером и сценаристом и говорит: “Не правда ли было бы здорово, если бы это случилось?” или: “Почему бы ему не сказать это?”. Одна из причин, по которым Том преодолел все сложности, заключается в том, что он всегда тщательно заботится о своей роли» [141].

Многие актеры хотят помусолить сценарий ради собственной выгоды. Разница в том, что делает это Хэнкс непривычно очаровательно. Он вкладывает в сценарий свой острый ум и не пытается присвоить все лавры себе.

По определению, карьерные пики не длятся вечно. И конечно, однажды Хэнкс совершил ложный шаг. Он сделал несколько лент сразу: в 2004 году выпустил «Терминал» (The Terminal), «Полярный экспресс» (The Polar Express), «Игры джентльменов» (The Ladykillers). Они были произведены совместно с топовыми мэтрами (Стивен Спилберг, Роберт Земекис и братья Коэн соответственно), но в итоге все осели где-то в зоне между «никак» и «невнятный отстой».

Многими годами раньше Хэнкс делал фотосессию вместе с Джимом Стюартом, актером, с которым его чаще всего сравнивали, когда он только начинал играть. Вслед за тем последовал визит в дом Стюарта в знак уважения. Хэнкс расспрашивал Стюарта, как тот был летчиком-истребителем во время Второй мировой войны, а Стюарт преподнес Хэнксу ценный совет: «Главное – наращивай кассу» [142].

Теперь в поисках гарантированного хита, что нарастит эту самую кассу, Хэнкс принял, пожалуй, самое малодушное решение в своей карьере: он снялся в кино Рона Ховарда по «Коду да Винчи», принеся свои ум и здравый смысл в жертву бестселлеру, разошедшемуся тиражом свыше 40 миллионов экземпляров. (Зато он не сделал сиквела «Форреста Гампа», на который долго надеялась Paramount.) Гамбит с «Да Винчи» сработал – один раз. Публика валила на «Код да Винчи», но держалась подальше от двух его продолжений.

Не то чтобы Хэнксу грозило выпасть из списка звезд первой величины. Он как-то заметил о Голливуде: «Тут должна пройти куча лет, прежде чем тебя перестанут целовать в зад» [143]. И хотя его профессиональная неуверенность относительна – большинство актеров пошли бы на умышленный поджог, если бы это помогло им оказаться на его месте, – это не смягчает ситуацию. Душевное умиротворение ему давала семья: каждый вечер он шел домой к Рите Уилсон.

Хэнкс – один из величайших в мире подкаблучников, и он ликует всякий раз, когда выпадает очередная возможность сообщить о своей любви к жене. «Мы с Ритой женаты семнадцать лет, а кажется – семнадцать недель» [144], – сказал он в 2005 году. Дома они жили обычной, умиротворенной жизнью. Их календари пестрели датами родительских собраний и визитов к детскому стоматологу. Хэнкс признавал, что иногда бывает капризным и не в себе; Уилсон знала, когда его надо оставить в покое. И он обзавелся хобби, которое уважают женатые мужчины средних лет во всем мире. «Я люблю вздремнуть, – признавался он, – могу просто присесть на диван и погрузиться в полноценный быстрый сон. Риту это бесит – она так не может» [145].