Надежда Перкова - Висячие мосты Фортуны

На перемене девочка призналась, что Саша часто обижает её, а я-то заметила всего один раз – и это в классе, где чуть больше десяти человек! Вот разиня!

Но каков искусник!

Что в таком случае нужно сказать злому мальчику? Так делать нельзя?

А если только мучительство доставляет ему настоящее удовольствие? Все равно нельзя?

Тогда попробуй заглянуть в его голубые ледышки и там прочтёшь: можно, но только надо стараться делать это незаметно.

Перевоспитывать? Но жестокость, как и доброта, – врожденные качества.

Конечно, я с ним поговорила, стараясь подбирать самые убедительные слова в пользу добра, а он слушал, слушал, опустив глаза, а потом вдруг вскинул голову, глянул на меня в упор и улыбнулся – у меня аж мороз пробежал по спине от этой улыбки… Все мои доводы пустыми скорлупками упали к его ногам…

После Нового года, когда тяжесть атмосферы и концентрация

недовольства, казалось, достигла апогея, энергия зла вдруг вырвалась и полыхнула пожарами. Почти каждую ночь в разных концах посёлка горел дом…

В учительской появились следователи из Мундыбаша, вёлся опрос свидетелей. Почему в школе? Наверно, сочли оптимальным вариантом.

В начале марта, после поджога восьмого по счёту дома, выявили, наконец, поджигателя. Им оказался пьющий и гулящий здоровенный черномазый мужичина, который решил той зимой свести счёты разом со всеми, кто ему когда-либо насолил. Последним он поджёг дом женщины, которая накануне отказалась налить ему самогонки в долг. Ночью он пришёл к её дому, подпёр дверь снаружи – и подпалил. Женщину спасли соседи, а дом сгорел дотла…

Поджигателя увезли в Мундыбаш, судили и, по слухам, припаяли ему за каждый сожжённый дом по году…

Мы с Созихой тоже чуть было не погорели, но это произошло уже в мае и среди белого дня.

Дело было так: сыновья тощей Тамары, вечно терзаемой голодом неутолённой злобы к свекрови, два малолетних, безнадзорных пацанёнка взяли спички, к морю синему… не пошли, а пошли к ветхому, заброшенному сараю, догнивающему недалеко от дома Созихи, и подожгли его.

-– Надя, горим! Ой, горим! Выноси вещи!! – заскочив в дом, с порога запричитала бабка со слезой в голосе.

Закрыв недопроверенную тетрадку, я положила её в общую стопку. «Оставлю на столе, пусть горят синем пламенем – причина уважительная», – усмехнулась я про себя, не придав особого значения словам суматошной старухи.

Выйдя во двор, я оценила обстановку: сарай полыхал вовсю – потушить его вряд ли удастся, ситуацию усугублял порывистый ветер, который нёс в нашу сторону искры. Вернувшись в дом, я положила в чемодан паспорт, побросала туда барахлишко и поставила его на крыльцо.

Прибежали соседи, стали черпать воду из нашего колодца и передавать вёдра по цепочке. Колодец был довольно глубокий – вёдра приходили с большим интервалом. Встав замыкающей, я хватала ведро и неслась с ним к дому, стараясь выплеснуть воду именно туда, куда долетали искры от горящего сарая. Мои действия были горячо одобрены зеваками, наблюдавшими со стороны: «Ишь учителка-то кака смекалиста: прям туда, куда нада, поливат!»…

Сарай выгорел дотла, а дом мы отстояли…

Что интересно, за время моего пребывания в Тельбесе произошло девять, считая сарай, пожаров, но ни на один из них не приехала ни одна пожарная машина. Странно, но факт…

* * *

Никогда ещё я не ждала наступления весны с таким нетерпением, как в тот год. И моя восемнадцатая весна пришла! Тронулся и прошёл лёд на реке, воссияло солнце, высохла непролазная грязь на дорогах. Невозможно было усидеть ни дома, ни в классе. Теперь почти все уроки, кроме математики и русского, я проводила на улице. Я научила детей всем дворовым играм, в которые когда-то играла сама; мы делали на пленэре зарисовки посёлка; читали стихи о весне русских поэтов:

Весна, весна! Как воздух чист!

Как ясен небосклон!

Своей лазурию живой

Слепит мне очи он. ….

Шумят ручьи! Блестят ручьи!

Взревев, река несёт

На торжествующем хребте

Поднятый ею лёд!

Дети показали мне места, где я ещё не успела побывать, – дивной красоты горное озеро с изумрудной водой, небольшое, но глубокое, говорили, что его глубина – семьдесят метров. Мы полюбовались озером, облазили пещеры вокруг него (я в своей жизни пещер ещё не видела). Они оказались неглубокими, но довольно просторными, там было темно, холодно и сыро…

Теперь каждое утро я обнаруживала на своём столе букетик нежных весенних цветов в маленькой фарфоровой вазочке: сначала подснежники, потом кандыки, потом огоньки, ландыши…