Сергей Степанов-Прошельцев - Люди такие разные. Записки газетчика

Потом я сменил пластинку. Сказал, что приезжает невеста. И комендантша неожиданно растрогалась. Сказала, что поселит нас в одной комнате, но для этого мне надо возглавить совет общежития. Я согласился.

Работа эта была необременительной. Заключалась она обычно в том, что мы с комендантшей обходили комнаты, проверяя их санитарное состояние, да клеймили позором нарушителей порядка. Лучшая комната удостаивалась какого-нибудь приза. Например, настольными играми.

Как Иван сам себя в вытрезвитель сдал

Моя «невеста» всё не приезжала. Но я уже жил в отдельной комнате. Иван часто заглядывал мне в гости.

Однажды он крепко поддал. Анна Петровна его засекла.

– Пил? – спросила она.

– Пил, – честно признался Иван.

– Ну а раз пил, – заключила комендантша, – иди и добровольно сдавайся в вытрезвитель. Если справки оттуда не принесёшь, завтра же выселю. И с работой тоже распрощаешься.

– Да ведь меня после выпрямителя и так выгонят, – попытался Иван разжалобить Анну Петровну. Я больше не буду. Честное пионерское.

– Ничего не знаю, – сказала комендантша. – Вот телефон, звони, вызывай милицию.

Так Иван и вынужден был поступить. Через двадцать минут прибыли два дюжих сержанта.

– Кто вызывал вытрезвитель? – спросили они.

– Я, – скромно сказал Иван.

– А где пьяный? – последовал ещё один вопрос.

– Это тоже я, – таков был ответ Ивана.

Неизвестно, что лучше

Как-то в общагу пришел читать лекцию из общества «Знание» заезжий лектор. Лекция посвящалась борьбе с пьянством, но никто на неё не шёл. Было воскресенье, все пропадали на пляже. И тогда мы пошли по комнатам, причём разделились. Анна Петровна отправилась сгонять женщин, а я – мужиков.

Перед этим я её спросил:

– Если будут пьяные, их тоже вести?

– Веди, – сказала комендантша. – Им полезно будет послушать.

И я привёл в основном уже тех, кто принял на грудь. Но это были ещё цветочки. Когда явился лектор, стало понятно, что он тоже явно нетрезв. Лектор понёс такую ахинею, что уши вяли. Впрочем, пьяницам было всё равно. Они обеспечивали массовку, и мероприятия состоялось.

После этого Анна Петровна строго спросила лектора:

– Разве вам не стыдно пропагандировать трезвый образ жизни, когда сами еле языком ворочаете?

– А что лучше? – вопросом на вопрос ответил он. – Выступать перед пьяными трезвым или наоборот?

Было это в ноябре 1970 года. Радио и телевидение трубили вовсю об очередном «крупном достижении советской космонавтики» – доставке на спутник Земли автоматического аппарата «Луноход-1», ни слова не говоря о том, что американцы уже оставили там свои следы.

Редактор нашей многотиражки «Химик», Иван Захарыч (мы звали его Захрычом), собрал весь личный состав и строго-настрого наказал в очередном номере напечатать информацию об этом эпохальном событии.

– И желательно с фотографией, – добавил он.

– Да где ж я её возьму? – воскликнул фотограф Иван Костенко. – Это мне надо на Луну слетать. Оплатите командировку?

– Без истерик, пожалуйста! – оборвал его редактор. – По телевизору «Луноход» показывают, вот и щёлкни.

И Костенко отправился домой – дежурить у телевизора.

На следующее утро, едва только принесли свежий номер «Химика», в редакции раздался тревожный телефонный звонок.

– Где Захарыч? – не здороваясь, спросил секретарь парткома Балин.

– Нет его, – ответила машинистка. – И услышала гневную тираду:

– Поглядите на первую страницу. Что это вы там изобразили?

Надя взяла в руки газету. И обомлела: печатники перевернули «Луноход» вверх ногами. Это было нечто, очень напоминающее… мясорубку.

Рядовые читатели, к счастью, не звонили. Им было как-то фиолетово, что там по Луне ползает. Их больше заботило состояние очереди за колбасой.

Военно-половой ляп

Корректора в нашей многотиражке не было. На нём экономили. По четвергам редактор отправлял меня и второго литсотрудника Славу Стадниченко в типографию. Торчать там приходилось довольно долго, а Слава больше часа на одном месте усидеть не мог.

– Может, выйдем на «Орбиту»? – предлагал он («Орбитой» называлось ближайшее питейное заведение).

– Давай повременим, – уговаривал я его. – Сделаем дело – тогда.

Но Слава настаивал, и мы, перехватив по стакану портвейна, теряли бдительность. Опечатки шли косяком, за что на следующее утро получали очередной разнос.