Лев Копелев - Утоли моя печали

Митя был первым, кто стал рассказывать мне о шарашках. Именно он, то ли сам придумав, то ли повторяя чьи-то слова, назвал их первым кругом нашего тюремно-лагерного ада.

По его совету я написал заявление.

— Ты знаешь иностранные языки. Зачем же тебе ехать в лагерь, доходить на повале или в шахте? Лепилой не везде пристроишься. И ведь сам испытал, каково порядочному человеку иметь дело с придурками. Языки — драгоценные знания. Они могут спасти. Пиши заявление в 4-й спецотдел МВД: «Владею немецким, английским, французским, испанским, голландским, итальянским…» Не шибко владеешь? Ничего, у них проверять некому. Попадешь на шарашку, тогда подучишься. Какие еще знаешь? Польский, чешский, сербохорватский… Давай, давай. Чем больше, тем лучше. Добавь обязательно: «Имею большой опыт переводов научной и технической литературы. Прошу использовать в соответствии…» Ну, тут уж сам знаешь как. А главное, подписывай «кандидат наук» — они это ценят.

Недели через две меня вызвали: «Давай слегка» (то есть без вещей).

В маленьком следовательском кабинете сидели два полковника. Серебристые погоны с синими кантами. Перед ними на столе — папки тюремных дел.

Длиннолицый, лысоватый, в очках заговорил по-немецки с хорошим гимназическим произношением. Я ответил. Он задал несколько простых вопросов по-английски, вывертывая старательно язык. И непринужденно — по-французски.

Второй полковник, плечистый, грубоватый, по-русски спросил, где я учился, на какую тему защищал диссертацию, чем занимался на фронте.

— Тут вы написали заявление в 4-й отдел. Откуда узнали про этот отдел? Кто сказал? Не спрашивали фамилие? Как так, вы с ним содержитесь в одной камере и не знаете фамилие? И еще хотите, чтобы мы вам доверяли! Ах, вы только в бане вместе были, вели случайный разговор?! Ну что ж, допустим эту возможность… Так вот, мы хотим вас использовать по квалификации. Но в таком управлении, на таком объекте, который совершенно секретный. Самая строжайшая гостайна. Этот, который в бане с вами трепался, допустил разглашение. За подобную трепню полагается строжайшая кара, вплоть до высшей меры. Вам будут кое-что доверять. Даже, возможно, очень серьезно доверять. Но зато и спрашивать будут. Понятно?.. Можно увести.

(Обоих полковников я впоследствии узнал ближе. Длиннолицый интеллигент — Антон Михайлович В., прототип Якулова из романа «В круге первом». Упоминается там и второй, Фома Фомич Ж., ветеран органов. Образование он получил в одесском музыкальном рабфаке. Говорили, что был способным баянистом. Позднее, став сотрудником спецотдела ГПУ-НКВД-МГБ, он, распоряжаясь инженерами и учеными, получил степень доктора технических наук.)

Когда Панина вызвали с вещами, мы простились, как обычно прощаются в тюрьмах, — навсегда. Угрюмо шутили: «Швейк назначал свидание в шесть часов вечера после войны. А мы условимся: в шесть часов вечера после тюрьмы».

Недели две спустя увезли из Бутырок меня и еще нескольких инженеров из нашей камеры. Ехали мы не больше сорока-пятидесяти минут. Значит, в черте города.

Выгрузились в большом дворе-саду. Темные ели, густая темно-серая пряжа голых деревьев и кустов. Ограды не видно. Только угадывается под шеренгой густых фонарей.

Трехэтажное кирпичное здание старой постройки. На торце башня с куполом. Ярко освещенный подъезд.

Принимают охранники в форме МВД, неторопливо-спокойные. Ни лающих окриков лагерных вертухаев, ни хриплого угрозного шепота тюремных надзирателей.

— Проходите на третий этаж. Там все объяснят.

Лестница, как в парадном старого жилого дома или гимназии — каменные ступени, перила на кованых стойках…

Вниз навстречу шел Панин. Старый ватник внакидку выглядел гусарским ментиком. Он заговорил деловито, как будто расстались час назад:

— …Это Марфинская шарашка. Называется по-ихнему «объект № 8» или «спецтюрьма № 16». Тут всё из демонтированных берлинских лабораторий фирмы «Филипс». Разрабатывают «полицейское радио». [1] Те радиотелефоны «Уоки-токи», которыми сейчас пользуются постовые милиционеры, оперативные машины, шоферы такси, филеры и др. Мы тебя ждем уже неделю. Начальник здесь такой, что можно по-человечески разговаривать. Молодой инженер-капитан. Флегматичный, беззлобный. И мы его убедили вытребовать из Бутырок тебя — известного языковеда и опытнейшего переводчика со всех языков. А то подвалы забиты тысячами папок, и научные есть и производственные описания приборов, еще никому у нас не ведомых. Здесь никто не понимает немецкой писанины… Вот мы тебя на это и запустим… Кто мы? Я и мой друг. Сейчас познакомлю. Замечательный человек! Александр Исаевич Солженицын. Тоже фронтовик. Капитан. Умница. Благороднейшая душа. Личность! Он заведует технической библиотекой. Я уверен, что и ты его полюбишь. Это он мне помог уговаривать начальника, доказывал, что скопилось множество неразобранных книг, необходимы аннотации…