Мед мне показался горьковатым…
Рахмонов времени зря не терял. Когда стал давать интервью журналистам, слегка повернулся к Родионову и, хитровато блеснув миндальными глазами, очень громко стал рассуждать:
— А вы знаете, что после распада СССР Таджикистан оказался самым обделенным по оружию государством? Нам даже ножа деревянного не осталось…
— Не заливай, Эмомали Рахмонович, — с улыбкой говорил ему Родионов, — и не прибедняйся…
Рахмонов еще больше распалился. Потом как бы случайно стал с гордостью рассказывать о природных богатствах республики, о том, что в этих предгорьях люди часто находят золото…
Родионов засмеялся — ясно было, куда клонил Рахмонов. И пошутил:
— Ты еще расскажи, что в этой долине таджики слитки золота будто земляные орехи собирают!
Осматривая с полукилометровой высоты ту долину, я вспомнил о том, что по ней пролегает одна из главных наркотрасс из Афгана. Наша расстрелянная застава была костью в горле тех, кто водил стой стороны тайные караваны с героином и планом. Но нажиться на этом страшном зелье хотели не только афганцы: один из офицеров штаба 201-й дивизии рассказал мне, что там же с поличным был арестован один из наших высокопоставленных генералов штаба миротворческих сил РФ в Таджикистане. Но говорить об этом в голос не полагалось…
Сквозь грохот вертолетных двигателей Рахмонов рассказывал Родионову о богатствах своей республики, про которые российский министр обороны и сам хорошо знал. Слушая таджикского президента, Родионов устало думал о том, что на его месте он поступал бы точно так же…
…В зале гарнизонного Дома офицеров не было свободных мест. Тут сидела почти вся 201-я мотострелковая дивизия — от рядовых до комдива. Ожидали выступления министра. Когда Родионов вышел к трибуне, в зале, мне показалось, физически ощущалась атмосфера какой-то настороженности. Возможно, это было связано с активно распускаемыми слухами о выводе соединения в Россию. И потому было ожидание «приговора». Почувствовав это, Родионов начал так:
— Я недавно был недалеко отсюда — в Дели. Так вот, Душанбе мне нравится больше…
Зал взорвался аплодисментами. Лица людей посветлели. Министр говорил о благородной роли дивизии, о том, что ее личный состав выполняет здесь особую миссию в интересах России. А над сценой большими лепными буквами было написано «За нашу Советскую Родину!»…
Священник пригласил министра в полковую церковь — крохотную и уютную. От образов веяло теплом и умиротворением. А где-то вдали слышались выстрелы. Родионов зажег свечку — за ним все сопровождающие. Священник стал читать молитву. И всех охватило какое-то необъяснимо возвышенное чувство: тихий шелест страниц Библии, певучий голос полкового священника, серебряные кресты, «золото» погон и трепетный огонь оплывающих свечей…
Когда-то многие из нас приезжали в командировку в Таджикистан, как на курорт: солнце, дыни, виноград, персики, шашлыки, вино…
Сейчас приехали, как на фронт. Над республикой витал зловещий дух войны. Наши друзья-таджики дрались между собой. Между ними вставали русские воины-миротворцы. Часто лилась кровь. Шла роковая расплата за то, что мы в свое время в этом цветущем и богатом краю выпустили джина сепаратизма из бутылки и не помогли таджикам сохранить мир в их доме. Впрочем, в своем тоже…
Когда министр обороны РФ покидал гарнизон, дивизионный оркестр грянул марш «Прощание славянки».
— Но мы не прощаемся, — многозначительно сказал Родионов Рахмонову…
НАТО
Первый раз в качестве министра обороны Родионов полетел за рубеж в Норвегию. Его пригласили выступить на совещании министров обороны НАТО.
Увидев в иллюминатор норвежских морских офицеров в форменных плоских фуражках с помятым верхом, министр бросил:
— У меня такое впечатление, что норвежцы на них спят…
Внизу, у трапа, поблескивали объективами телекамеры — предмет особой нелюбви Родионова.
— Я на эти телекамеры смотрю, как на пулеметы, — сказал он однажды, со вздохом двигаясь навстречу крупнокалиберным оптическим стволам и, видимо, вспоминая напутствие Ельцина в день назначения на пост министра обороны: «Игорь Николаевич, ты не бери пример с Грачева — в телевизоре часто не светись…»
Он, может быть, и не светился бы…
Он сделал всего пять шагов по земле Бергена, когда норвежская журналистка спросила у него:
— Какие у вас первые впечатления о Норвегии, увиденной с борта самолета?
Читать дальше