Витольд Хорос - Чтобы потомки знали

Игры у нас бывали всякие, вплоть до непристойных – мы с интересом рассматривали друг у друга то, что имелось у противоположного пола и что было спрятано под одеждой. Те, кто был постарше (а таких было больше) в меру своих способностей и познаний пытались нам объяснить смысл и значение наших половых отличий, а также тайны деторождения.

С наступлением темноты мы разбредались по домам. В темных комнатах заняться было нечем, садились на кровать – я в середине, девочки сбоку, прижимались спиной к стене и «щупали» друг друга до прихода родителей. Свет (керосиновую лампу) зажигать нам было запрещено. Разговоры у нас были, как мне кажется, не детские. Сказок друг другу не рассказывали.

Уже глубокой осенью 1933 года мы, наконец, перебрались в двухкомнатную квартиру деревянного одноэтажного дома с удобствами на улице. Дом стоял на возвышенной части берега Ваха. За стеной у нас была еще одна такая же квартира, а рядом, если я правильно помню, стоял еще один точно такой же дом. Когда мы перебрались в свою квартиру, моя жизнь изменилась кардинально: в качестве гувернантки (няни) родители наняли Марусю Бутакову, девушку лет двадцати. Она меня кормила-поила, присматривала за моими занятиями. Игры с компанией, естественно, прекратились. Изредка общался с Федором – братом Маруси. Бутаковы были «спецпереселенцами» – так тогда называли раскулаченных, сосланных в Сибирь на «вечное поселение».

Я был невольным свидетелем разговора Марусиной матери с соседкой. Они сидели на завалинке бутаковского дома, и мать говорила: «Дураки мы, дураки! Чертомелили с утра до ночи, ни отдыха, ни скрёса не видели, а зачем? Все равно все отняли! Зато теперь отдыхаем целыми днями!» Она, конечно, преувеличивала, отец Маруси был работяга и охотник. Все у него ладилось: и дом сам построил, и баньку, и из тайги без добычи не возвращался. Наша семья как-то подружилась с ними, пользовалась их баней. Мне было особенно интересно ходить в баню с Марусей, когда родители были на работе. У нее, в моем понимании, была красивая фигура и мне было приятно смотреть на ее прелести, а она меня совсем не стеснялась: подумаешь, пятилетний сопляк – дитя!

Отец активно включился в работу, уезжал на две-три пятидневки (недель тогда не было, они были под запретом как религиозный предрассудок) в тайгу, вел там геодезическую съемку, а затем дома вечерами эту съемку превращал в карту. Карты у него получались великолепные, он был хорошим мастером. В свободное время любимыми занятиями отца были охота и рыбалка, благодаря чему мы и зимой, и летом жили с рыбой и мясом. Иногда мать покупала оленину или конину и делала пельмени или котлеты. Приходили гости – врач Соколова М. Ф., фельдшер Ирина (кажется, Васильева), еще кто-то. Зимними вечерами собирались небольшой компанией, зажигали керосиновую лампу-«молнию», играли в лото, рассказывали разные житейские истории. Обязательным атрибутом этих «собраний» были кедровые орешки, которых в Ларьяке было множество. Их у нас на зиму был запасен целый мешок. Обходились без выпивки, а при игре в лото чуть ли не каждому «бочонку» была дана своя прибаутка. Например, «десятка» сопровождалась присказкой «десятник Роговский» – такая фамилия была у одного из наших знакомцев – ларьякского строителя прораба Роговского.

В 1934 году пришли в нашу семью беды. Сразу после убийства Кирова началась первая волна массовых репрессий. Первым пострадал младший из братьев Эдуард: как посмел жениться на дочери политического ссыльного меньшевика? -и получил пять лет (всего-то!) Были опубликованы списки бывших предпринимателей и прочих «врагов народа», подлежащих репрессиям. И среди них Хорос В. И. (Владимир Иванович), родной брат моего деда, бывший до революции крупным рыбопромышленником; он имел свои суда, тони, рыбопосольные пункты и другое имущество. Инициалы отца совпали с инициалами его дяди и отец был лишен гражданских прав. Отец начал бороться за правду (ему до революции исполнилось всего 11 лет, и он не мог быть буржуем), но ни окружные, ни областные власти принять правильное решение не захотели (или побоялись)?

Между тем подошло лето и, как всегда, когда лето подходило к макушке, начинались приготовления к поездке в отпуск. Я заранее радовался предстоящей встрече с братьями, сестрой, друзьями, бабуней. А еще мне очень нравились поездки на пароходах. Я мог часами смотреть за работой матросов: как моют шваброй палубу, готовят «лёгость» для заброса на берег швартовых, замер глубины реки не перекате наметкой с совершенно непонятными «не маячит», «подтабак», «семь с половиной»! и так далее.