Алена Солнцева - Жизнь и приключения Сергея Сельянова и его киностудии «СТВ», рассказанные им самим (с иллюстрациями)

Запомнилась мне еще коротенькая встреча с Сергеем Довлатовым. Меня позвали на радио „Свобода“, чтобы я чего-то рассказал про фильм, и я там встретил Довлатова, с которым меня познакомили, и я его пригласил к нам на фильм, мол, сегодня у нас показ, приходите. На что он мне, совершенно незнакомому человеку, с какой-то очень доверительной интонацией ответил: „Знаете, я не смогу, я человек пьющий, и жена не поймет, если я вечером не вернусь домой вовремя, я ей обещал“. Вот, собственно, и весь разговор, но даже из него мне стало очевидно, насколько Довлатов как личность, как человек – незаурядный, харизматичный, обаятельный».

Что касается общения с участниками фестиваля, то его практически не было. Сельянов отмечал, что «в то время еще не прекратился поток великих фильмов, нам дотоле неизвестных, мы продолжали открывать для себя недавнюю классику, выдержать конкуренцию с которой дебютантам было не просто. Из чувства долга мы один фильм из программы все же посмотрели, но настоящего интереса к кино, которое там показывали вместе с нашим, у нас тогда не было. Наш фильм принимали очень хорошо, вопросы были неформальные, заинтересованные, залы полные. В „New York Times“ появилась заметка, ее написал какой-то уважаемый критик, коротко, но положительно нас оценил, что было очень важно, во всяком случае, нам сказали, что это очень круто».

Поездки, встречи, признание, стремительное вхождение в профессиональную среду – уже не никому не известным редактором студии научно-популярного кино, а многообещающим режиссером – меняли, конечно, состояние Сельянова, и это надо было пережить, осмыслить.

Михаил Коновальчук вспоминает, что еще в студенческие времена Сельянов «мог с преподавателем говорить две пары подряд, а мы – хулиганы и двоечники – в это время пили пиво под партой». В 1990-е годы Сельянов тоже охотно и много разговаривает, не стесняясь, произносит вслух то, что сам не до конца сформулировал.

Позже, уже став ведущим продюсером, он научится говорить отчетливо и доходчиво, а тогда журналисты посмеивались над его манерой отвечать на вопросы слишком обстоятельно, и Коновальчук, не выдерживая, встревал: «Давай я за тебя отвечу». После «Дня ангела» Сельянова взяли в штат «Ленфильма» режиссером, что еще «три года назад было бы величайшим счастьем, но в тот момент атмосфера изменилась, и кино можно было делать и без этого».

«Я помню первое впечатление от „Ленфильма“, – рассказывает Сельянов. – Шел я туда с волнением, все-таки храм не храм, но легендарная студия, важное место, где были созданы замечательные фильмы, не знаю, чего я ожидал, но точно не этого. И вот я вошел. Асфальт перекореженный, бурьян, разбитый двор, Казалось бы, я всю жизнь прожил при социализме, и разруха, обшарпанность не должна была бы произвести на меня впечатление, но произвела. Я почему-то считал, что все тут должно быть культурно, аккуратно, поэтому мне стало обидно за кино, я все думал, ну почему все так убого? Впечатление было острое». Впечатление это относится примерно к 1984 году, а в 1988 году, когда он стал работать, ничего не изменилось, «Ленфильм» по-прежнему оставался обшарпанным.

С Коновальчуком они написали новый сценарий «Духов день». На этот раз они сочиняли будущий фильм вместе. Коновальчук придумывал образ, потом они обговаривали развитие, затем Сельянов дописывал текст. Коновальчук вспоминает, что «за режиссерский сценарий „Духова дня“ мы осенью сели, весной написали. Сельянов – он же упорный, настырный, ду-ду-ду, а я холерик, я не могу выдерживать его натиска. Однажды я заснул, просыпаюсь, читаю сцену, и понимаю, что не помню, как и когда я ее написал. А это он просто стилизовал меня один к одному, гад».

Снимать фильм, естественно, должен был сам Сельянов, но его участие в сценарии, конечно, не сводилось к стараниям ввести в производственное русло дар Михаила: «Я помню, как все это придумалось. Это было примерно за год до съемок, году в 1988-м. Мы с Коновальчуком шли летом в Васкелово по лесной дороге. Закат, родные просторы, красивые виды. Романтическая атмосфера. И мы придумали этот фильм, – несколько метафорическую историю с философской подоплекой. Не то чтобы связь философии с современностью, но… что-то там есть в фильме. Как-то попало в настроение. И, слово за слово, – идея фильма сложилась во время этой прогулки. Не помню, кому пришла в голову мысль пригласить на главную роль Шевчука. Мы довольно долго и хорошо с ним общались, я слышал его записи. Слышал, как он поет под гитару, но на концерт „ДДТ“ попал уже несколько позже. Шевчук мне казался чрезвычайно артистичным человеком. Он обладал той энергией, которая для этого фильма была нужна. Шевчук совпадал со своей ролью. Мы не хотели, чтобы Шевчук играл рокера Шевчука (как это было с Кинчевым во „Взломщике“ или с Цоем в „Ассе“). Нужно было, чтоб он играл другого человека. Наверное, сыграло свою роль и то, что рок-музыканты были тогда не то чтобы властителями дум, но наиболее яркими представителями… Несли в себе свою правду. Яркие, честные, сильные. Юра талантливый человек. Хотелось что-то поменять, – показать на экране новое лицо. Не хотелось снимать советских артистов».