Татьяна Раутиан - Рассказы бабушки Тани. Книга вторая

В школу мы пошли во вторую четверть, потому что приехало наше семейство в Сарс осенью. У всех, кто был тут и летом, была уже своя картошка-морковь-капуста. А у нас – ничего. Поэтому заводское начальство разрешало нам брать лошадь, чтобы ездить в деревню и там менять что-нибудь на еду.

Сначала мы меняли «лишнюю» одежду. Например, если у тебя три рубашки, то можно одну и сменять. Если только две – отдать одну из них труднее, потому что, пока вторую стираешь и она сохнет, в чем-то надо ходить.

Потом лишние одежки кончились. И тогда завод дал нам товар для обмена: спирт и соль. На заводе соль была сырьем для варки стекла, лежала в мешках и измерялась сотнями килограммов. А в деревнях и деревенских магазинах соли не было совсем. Ну один раз можно не посолить, второй. А когда соли нет совсем – это очень плохо. Местные колхозники выменивали соль на масло, баш на баш. Очень было стыдно так менять – а что делать?

Спирт мы разводили водой, чтоб получилось 40 градусов. Оказалось, что если смешать 500 кубиков воды и 500 кубиков спирта – то смеси получается вовсе не 1000! А всего лишь, не помню точно, ну например 950. Скажешь – вот еще новости! Как это может быть? А очень просто. Это то же самое, что мама мне объясняла про свою работу еще в Изюме. У воды и у спирта молекулы разные по размеру. Маленькие молекулы воды просовываются в свободное пространство между большими молекулами спирта.

Потом надо было сделать так, чтоб наша самодельная водка выглядела как настоящая, магазинная. Ну этикеток взять было негде – а горлышко мы заливали сургучом и прижимали пятачком – той стороной, где герб.

Как-то все это нехорошо, какой-то обман… Но приходится так делать, хоть и чувствуешь, что нехорошо. Дважды нехорошо. Второй раз потому, что понимаешь, а все равно делаешь.

Как вы понимаете, все грузовики были взяты в армию. А возить-то надо. Дрова к печам, сырье с железной дороги, готовую продукцию – на железную дорогу, да мало ли что еще. Взамен грузовиков дали заводу табун монгольских лошадей. Пригнали своим ходом. Маленькие, злые, совершено дикие лошадки. Они раньше паслись на воле в табунах под водительством главного жеребца. Чуть что не по ним – визжат и кусаются. Они не то что телеги никогда не возили – а и уздечки не знали. Впрочем, знаете ли вы, что такое уздечка?

Нашлись на заводе умельцы, которые объяснили коням, что работать надо, иначе никак. Кони смирились, но точно знали свой рабочий день, восемь часов. И ни минутой дольше работать не хотели.

С конями непросто. Вот, помню, дали нам с Сережей лошадь, запряженную в сани. Зима, мороз, ночь, тьма. Нагрузили товар («лишние» одежки), покидали мешки для картошки. Поехали. Выезжаем на дорогу. В деревню ехать – надо свернуть налево, а на конюшню – направо. И вот коняга наша в своем праведном гневе за неурочную работу закусила удила и – направо, на конюшню, вскачь. Санки на повороте отцепились, мы вылетели вместе с ними в сугроб, а лошадка с передком – что есть силы, галопом, домой. Пришлось самим эти сани на конюшню тащить. Недалеко, километр всего. Никуда уже не поехали.

Были и другие приключения. Как-то раз мы с Сережей благополучно доехали до деревни, наменяли картошки несколько мешков, возвращаемся. А ночь, а метель! Все замело, заровняло. Дороги не видно. Мы понадеялись, что лошадь дорогу знает, – а она тоже сбилась с пути. Может быть, направление она выбрала правильное, а уж дорогу увидеть под снегом – этого и лошадь не может. Едем по каким-то буграм и ухабам. Сани наклонились, и мешки наши вывалились. Пришлось перепрягать, снова мешки на сани взваливать – а они не легонькие, надо сказать. А мы, как и лошадь, тоже после рабочего дня. Прознали бы про нас волки – нам бы не убежать. Но обошлось.

Варка стекла шла круглосуточно, поэтому работали в две смены. Рабочий день тогда был одиннадцать часов плюс час на обед. Это для простых рабочих. А у итээров, то есть инженерно-технических работников, рабочий день ненормированный. Их же мало, они не могут разделиться на две смены. А работу надо обеспечивать и днем, и ночью. И они работали поэтому как бы в обе смены. Из Москвы могли среди ночи позвонить на завод: «Где начальник цеха? Позовите!» Где он должен быть? Ясное дело – дома. Спит.