Михаил Каплин - Воспоминания Фронтовика

– Вас надо в медсанбат

– Стыдно с такими ранами туда ехать.

Фельдшер начал мне пробкой от бутылочки с йодом прижигать ранки, их было 74, они неглубокие, примерно по миллиметру. Были ранки на веках глаз, но глаза не были задеты, значит, я при взрыве успел их закрыть. Когда фельдшер прижег все ранки, я посмотрел в зеркальце и говорю, что теперь похож на леопарда. Физиономия немного опухла, глаза не открывались, надо было помогать пальцами. Так было двое суток, на третьи сутки проснулся: глаза открываются, ранки присохли, опухоль спала. Начальство засчитало мне легкое ранение. Это было 26 декабря 1941 года.

Двигаемся вперед ко Ржеву. В селе Борисово на дороге Старицы – Ржев мне было приказано занять огневые позиции и прикрыть эту дорогу.

Всего в Борисово осталось около десятка домов, остальные немцы сожгли. Мы заняли целый довольно большой дом. В занятый батареей дом приходили погреться и покушать орудийные расчеты. Три человека дежурят у пушек, трое греются. Вскоре пришлось пустить в дом квартирантов – штаб саперного батальона, (командир – капитан, неудобно было отказать). У входа в дом стоял наш часовой. Когда надо было вызвать старшину – он бил прикладом по стене.

Был такой случай. Постучал по стене, старшина вышел. Потом подходит ко мне и просит выйти. Я вышел. Стоят мужчина-военный, деревенский паренек и три девушки. Военный говорит мне, что он работник разведотдела штаба соседней армии, кажется, 30 Армии, а эти люди – агентурные разведчики, на нашем участке им удобнее перейти линию фонта. Говорю ему: «Пожалуйста, заходите, в тесноте, но не в обиде». Оказывается, что им дают по 200 граммов водки, паек порядочный. Когда переходят линию фронта – у них еда другая. Водку они отдавали нам. Среди агентурщиц была одна рыженькая (как звать забыл), она за работу была награждена Орденом Ленина. Одна, кажется, Мария шла в разведку второй раз. Третья, я ее хорошо запомнил, Лиза из города Калинина, только что окончила 10 классов, и ее завербовали в разведку. Парнишка тоже шел впервые. Днем они уходили на передний край и в бинокль просматривали местность. Два дня ходили, не выбрали удобного прохода. Паек им приносили регулярно. На третий день их прибывания у нас, три Ю-88 сделали налет на оставшиеся дома. Перед налетом, Лиза подходит ко мне и говорит: «Товарищ ст. лейтенант, я вас концентратом покормлю», – и начала готовить. Печка потихоньку топилась, дым из трубы шел. Топили её и днем. Дом против нас был занят обозниками, во дворе были лошади и сани. Во время налета около нашего дома разорвались две бомбы, в дом не попали. В середину дома, что стоял против нас, попала большая бомба, отверстие в потолке и в полу было больше полуметра, но бомба не разорвалась, а ушла в подполе в землю. Люди сначала остолбенели, а потом в окна и в дверь начали выскакивать из дома, благо, почти все окна были заткнуты соломой. Потом юнкеры снизились и начали обстреливать дома из пулеметов. В наш дом попало несколько пуль, одна из них попала в девушку Лизу, которая сидела рядом со мной. Она упала головой вперед, я ее схватил за одежду, и, шутя, говорю: «Разве так можно пугаться, ты же разведчица». Приподнимаю ее, а у нее рот открыт, она мертвая. У саперов был фельдшер, он разрезал ее одежду, из одной груди несильно течет кровь. Он говорит: «Мертва». Разведчики за водку, которую им приносили, наняли одного старика, он сделал гроб. Мои ребята выкопали ей на сельском кладбище могилу и похоронили Лизу. Красивая была девушка.

Офицер который к ним приходил, два дня с ними занимался. В одну из ночей они втроем перешли линию фронта. Я просил Марию, когда будете возвращаться чтобы зашли, мы на верное долго будем здесь стоять.

Больше печки днем не топили. Бомба, которая попала в дом, где были обозники, наверное, и сейчас там торчит. Обозники после заделали дыры и опять там поселились.

Вскоре мою батарею перебросили на другой участок. Показали по карте, где занять огневые позиции. Оставив батарею, я на одном Т-20 поехал чтобы выбирать ОП. Как помню, мне пришлось ехать через деревню Буконтово. Подъезжаю, смотрю, вся дорога в деревне завалена замерзшими трупами немцев. Я вылез из трактора и хотел некоторые трупы оттащить с дороги. Водитель трактора выглянул и говорит: «Садитесь, товарищ ст. лейтенант, а то мы до вечера не доедем». Я сел, и он поехал по замерзшим телам, где возможно объезжая их. С окраины я посмотрел на поле, самый дальний немец отбежал по снегу на запад не более 400 метров и раком торчит в снегу. Конечно, всех заинтересовало, чья это такая «чистая работа». И вот что я узнал. Наступая на Буконтово, подходы к нему были открыты, понесли потери. Хотели ввести в бой батальон второго эшелона. Командир батальона говорит старшему начальнику: «Мы только понесем большие потери. Разрешите мне ночью взять эту деревушку». Тот согласился. Командир батальона знал, что немцы завшивели и на ночь наносят в хаты соломы и сена, сильно топят печи, раздеваются догола и голыми спят (об этом говорили жители освобожденных населенных пунктов).