Игорь Ткачук - Вспомните, ребята!

Об убитом уголовнике разговоров между нами не было.

В короткое время после новоселья я объездил на велосипеде город, спустился по мощенной булыжником трассе, проходящей мимо ворот консервного завода, к Подкумку, покатался по тропинкам «леса» и испытал сильное желание вернуться в Ассиновскую к ее природе и друзьям. Дальнейшие события это желание только усилили.

Накануне начала учебного года мама пыталась определить меня в ближайшую к дому мужскую школу № 1. Раздельная учеба мальчиков и девочек доживала последний год. Директор СШ-1 А. К. Просоедов, по прозвищу «Шишкин», (о чем стало известно позже) наотрез отказался принимать еще одного (сорок третьего по счету) ученика в единственный 6-й класс. Советовал записаться в школу № 6 на противоположной окраине города. После вступления в уговоры директора консервного завода Никифорова я пошел на собеседование к «Шишкину», носившему это прозвище из-за лишенного волос конического нароста на курчавом темени. «Шишкин» встретил меня с откровенной неприязнью. Сообщил, что примет в школу условно и потребовал остричься наголо к началу занятий.

Стрижка, проходившая в центральной парикмахерской, запомнилась двумя обстоятельствами. Машинка с ручным толкателем, которой оперировала толстая армянка, не столько стригла, сколько выдергивала волосы. В это время свободные парикмахеры – армяне, обсуждали заявление по радио накануне отпущенного из советского плена бывшего гитлеровского генерал-фельдмаршала Паулюса о том, что он пришел в СССР врагом, но уходит другом. Включившись в разговор, экзекуторша, спросила: «Это тот, что ли, которого я вчера стригла?».

Следы войны еще сохранялись на улицах. Разбитое бомбой двухэтажное здание СШ-1 представляло собой остов из кирпичных стен без крыши и межэтажных перекрытий. Помещение нашего 6-го класса выгородили из половины спортзала. Учительская и остальные классы размещались в одноэтажных строениях на расстоянии квартала.

Невзгоды начались 1 сентября 1953 года. Первой «двойкой», уже было сказано, наградил «англичанин» – Евгений (отчества и фамилии не помню). Потом посыпались «пары» по другим предметам. Состояние «нокдауна», усугублялось пакостями группы одноклассников, третировавших меня на правах старожилов. В первой четверти я получил 4 «двойки» и одну «пятерку» по биологии. Казалось, учителя ставят «неуды» с тайным удовлетворением.

К четвертой четверти обстановка выправилась. Английские слова и тексты я заучивал наизусть с помощью нового приятеля Артема Аванесяна. У него же научился «бить чечетку» и приседать на одной ноге по 10 раз. За год по английскому у получил твердую «четверку». Вытянул и остальные предметы. С неприятелями в классе тоже потихоньку разобрался. Не такими уж сплоченными оказались они при ближайшем рассмотрении.

Нашу классную руководительницу звали Валентиной Михайловной. Эта мнительная дева лет 30-ти страдала неведомыми комплексами, понятными, вероятно, лишь глубинным психологам. Однажды Валентина Михайловна пожаловалась маме на произнесенный мною в классе фразеологизм «пользы, как от козла молока». И забавно горячилась, что мама, не понимает сути упрека. Впрочем, раскрыть кажущуюся подоплеку высказывания классная дама так и не решилась. Однако дважды повторила: «Ну, вы понимаете, что он имел в виду?».

Валентина Михайловна имела твердые убеждения о тлетворном влиянии предметов роскоши, например, наручных часов, на формирование нравственных качеств учеников. Это выяснилось в тот злополучный день, когда я выпросил у мамы поносить «разочек» недавно купленные ею часы «Заря». Случайно увидев механизм на моей руке во время урока, «классная» произнесла яркую обличительную речь, которую впоследствии повторила маме.

Математику преподавала Зинаида Афанасьевна, женщина средних лет с костлявым лицом, постоянно чем-то недовольная и мелочно придирчивая. Однажды она поразила нас громогласным обличением «дерзкой выходки» троечника Струкова, не подозревавшего надвигающейся напасти. Случилось так. Вызванный к доске для доказывания равенства треугольников, Струков обозначил вершины первого треугольника буквами «Е», «Б», «С». А когда «Зинаида», поморщившись, потребовала поменять буквы местами, испуганно расставил их в порядке «С», «Е», «Б».

И тут раздался крик «Зины»: «Ты думаешь, я девочка? Думаешь, не понимаю? Вон и класса!». Обалдевший Струков стоял в ступоре, а класс, ранее не обращавший на процесс доказывания внимания, внезапно разгадал причину гнева математички.