Майя Сохумели - Сухуми - зеркало воспоминаний

Дедушка взглянул на него очень сурово, я даже немного испугалась, но продолжила есть мамалыгу. Все уже сидели за столом, как дедушка взглянул на меня и спросил:

– А ты кто такая, девочка?

– Я не девочка, я Майя, – ответила я.

– Откуда ты пришла? – спросила женщина, которая складывала чемодан.

– Оттуда, – показала я в сторону улицы.

– Ну ладно, пусть покушает, а потом поговорим, – строго произнес дедушка.

Пока я жадно поедала горячую мамалыгу с фасолью, заедая солениями, в семье происходил переворот. Мы с детьми делали вид, что ничего не слышим, но не слышать было просто невозможно. Молодая семья покидала Сухуми, а старики не хотели бежать. Дед пытался доказать, что он прошел слишком много, чтобы бояться каких-то мальчишек, которые сами не знают, чего хотят. Его пытались переубедить сын и невестка, а жена просто вздыхала, теребя платок на голове.

– Мы тоже уезжаем, – вдруг влезла я. Я всегда чувствовала себя свободно со взрослыми, в этом было влияние моего дедушки, который с самых первых дней водил меня по всему Сухуми, знакомя со своими друзьями. Я как-то быстро привыкла разговаривать со взрослыми на их совершенно взрослом языке.

– Да ты что, и куда вы едете? – спросила меня женщина. Она не могла скрыть счастья, что, наконец, это напряжение спадет.

– К тете, в деревню, – ответила я.

– А кто едет? – вдруг подхватил мужчина.

– Я еду, мама, дедушка и бабушка, а папа остается тут работать, – ответила я, пережевывая очередной кусок мамалыги с лобио.

– Как чудесно! Видишь, отец, они всей семьей уезжают, – заметил мужчина.

Дедушка ничего не ответил, лишь недовольно отвернул взгляд.

– Но я бы тоже не хотела уезжать, – вдруг вставила я, и все посмотрели с удивлением на меня, даже дедушка, который смотрел так пристально в окно.

– Ты еще маленькая и не понимаешь, что идет война, – утвердил мужчина, и все согласились, улыбнувшись. А бабушка погладила меня по головке с таким теплым чувством.

– Мой дедушка говорит, что если кто-то скажет мне: «Ты еще маленькая, и не понимаешь», – то значит, ты сказала что-то умное, а они просто не хотят это слушать, – высказала я.

– Ну ничего себе! – уже и дети удивленно смотрели на меня.

– Сколько тебе лет? – спросил дедушка.

– Мне три года, но через три месяца мне уже будет четыре годика, потому что я родилась 1 декабря, – с гордостью произнесла я.

– Как ты хорошо говоришь для трех лет – сказала женщина.

– Это потому что со мной всегда говорит дедушка, как со взрослой, – ответила я, вновь жадно набросившись на мамалыгу.

– И почему ты не хотела бы уезжать? – спросил меня строгий дедушка.

– Потому что мы забираем все вещи, как и вы. А зачем забирать все вещи, если хочешь вернуться? Значит, мы больше не вернемся. Это грустно, – сказала я и опустила голову.

– Кочах («молодец»)! Три года, а ребенок умнее вас, остолопы. Идем, маленькая, бери вино, – сказал мне дедушка и схватил бокал вина. Он попросил бабушку разбавить мне вино с водой, чтобы я могла с ним поднять бокал.

– За Сухуми, дорогая! – поднял он бокал, я держала в руках маленькую рюмку с вином, бабушка смотрела на меня и отрицательно кивала головой.

– Не пей, дочка. Чужой ребенок, Роланд, как так можно? – произнесла она.

Дедушка что-то хотел ответить, но вдруг послышались крики: «Майя, Майя». Кто-то меня кричал.

– Это тебя кричат? – спросила женщина.

– Нет, это, наверное, другую Майю, – обманула я, ведь не хотела уходить, не доев мамалыгу.

Женщина встала к окну и, увидев мою маму, крикнула, что я сижу у них в доме, чтобы она поднималась наверх. Мама поднялась, взяла меня на руки и долго извинялась. Оказалось, что они уже полчаса меня ищут по всему Сухуми, а я сижу на соседней улице и спокойно обедаю.

– Больше так не пугай родителей, – сказал мужчина.

– Ваша дочка нигде не потеряется, – добавил дедушка Роланд.

Мы с мамой спустились вниз, меня, конечно, хорошенько отругали. А я все думала про дедушку Роланда и вино, которое так и не смогла попробовать.

Утром мы отправились на вокзал, погрузив все вещи в двух машинах. Нас встретил на вокзале дядя Гиви – это родной брат моей мамы. Я очень любила дядю Гиви, потому что могла его эксплуатировать в своих целях. Прежде чем погрузиться в поезд, я уговорила его купить мне чуть ли не все сладости, которые продавались в привокзальном киоске. В сентябре 92 года в городе еще не было сильных боев, конечно, слышны были выстрелы, но не было того ужаса, с которым пришлось столкнуться ровно год спустя. Мы сели в поезд, который был переполнен людьми, там было так жарко, что холодная вода из морозилки быстро превратилась в теплую. Я, мама, бабушка и дедушка добрались на поезде до Тбилиси. В моей памяти эта поездка так и останется самым загадочным событием в моей жизни.