Галина Маркова - Девчонки на войне

— Аэродром тут должен быть километрах в десяти, — прикинула я на карте, — туда и надо идти. Оттуда и в полк можно сообщить, что мы целы.

Уже затемно мы вышли к аэродрому. На краю летного поля, как-то отдельно от других самолетов, стояли две машины Пе-2.

— Может быть, это наши? — нерешительно сказала Маша. — Давайте подойдем.

Невдалеке от самолетов мы остановились и прислушались. Слышен был тихий говор, потом неожиданно раздалось громко:

— Тоше ужин не давать, она свой бортпаек давно съела!

Это голос Кати Федотовой. Неунывающий голос, такой родной, что у меня вдруг гулко застучало сердце.

— Вот идолы, — прерывающимся от волнения голосом, тихо шепнула Маша, — обжоры ненасытные… Уже едят…

Мы незаметно подошли и в изнеможении повалились в тесный кружок под изумленное и радостное «О-о-о!»

Потом мы лежали рядом, все три экипажа, под крылом самолета. Тишина нарушалась лишь легким гулом пролетающих над нами ночных бомбардировщиков По-2. Изредка, когда заходили на посадку, они помигивали бортовыми огнями. Среди высыпавших звезд они — как беспокойные красные и зеленые светлячки в этом тревожном небе.

Спину и плечи ломило от усталости, запах горелого бензина пропитал все: одежду, руки, волосы, и от этого запаха подкатывала к горлу тошнота. Хотелось выбросить из памяти все, что произошло в тот день: бой, огонь, посадку. Но события навязчиво ползли в сознание, проворачиваясь в памяти, как фильм в замедленной съемке. Вдруг всплывал «мессер», подкравшийся из-за киля и полоснувший очередью по мотору, и я чувствовала дрожь моего пулемета, то вспоминались крылья с черными крестами над головой, то ракета, вертящаяся юлой вокруг горящих обломков…

Голова скатилась с парашюта, и я прижалась лицом к земле. Покрытая росой трава холодила лоб, пахло чем-то давно знакомым: то ли ромашкой, то ли мятой… «Страшная война, — пришла мысль, — страшная… Сегодня всех нас уже могло не быть… всех, кто лежит сейчас рядом со мной. А все равно воевать надо; если не мы, так кто же? Это Женя нас сегодня вывела из пекла, хороший у нас комэск…»

— Женя беспокоится теперь… — услышала я тихий голос Кати и приглушенный вздох. — Не спит она, наверно.

— Завтра на рассвете вылетим и дома будем, — ответила ей Тоня Скобликова. — Уже скоро, ночи теперь короткие…

Впервые за время боевых действий эскадрилья не пронеслась, как обычно, над аэродромом на небольшой высоте, возвещая об успешном вылете… И моторы гудели надрывно и тревожно. Не было привычной четкости и точности при заходе на посадку. Приземлившись, рулили к стоянкам медленно, точно стараясь оттянуть тревожные расспросы встречающих.

Женя приземлилась последней. «Лучше бы и я не вернулась сегодня, чем сейчас смотреть всем в глаза… — думала она, заруливая самолет к своему капониру, — Хоть беги куда-нибудь…»

— Ну, докладывай, — хмуро сказал командир полка, когда Женя подошла к командному пункту. — Что произошло? Где остальные экипажи?

Женя, сдерживая волнение, точно и кратко доложила о полете. Она не упомянула лишь о четырех сбитых «мессерах», чтобы командир не подумал, что она хочет сгладить как-то горечь потери четырех экипажей.

— Куда ушли подбитые самолеты? Место приземления заметили?

— Из самолета Долиной никто не выпрыгнул, место посадки остальных «засекли» приблизительно. Они ушли в сторону от нашего курса.

Командир молчал, разглядывая носки своих сапог, и изредка подергивал шеей. Потом, взглянув исподлобья на Женю, сказал:

— Что ж, Евгения Дмитриевна, ты действовала в воздушном бою так же, как решал бы эту задачу и я… Я не виню тебя… А потери… Сама же любишь говорить, что не на танцы прилетели: на войну. Вылет на вылет не приходится. В строю как держались?

— Все шли отлично, товарищ командир.

— Вот поэтому и выиграли вы бой. Я считаю, что выиграли сами, без помощи наших истребителей.

— Мы сбили четыре «мессера», — добавила Женя. — А летчики, я думаю, справятся с посадкой, если даже в поле придется сажать машины.

— Будем надеяться…

До сумерек никто не уходил с аэродрома. Ждали, строили вероятные и невероятные предположения. Экипажи не возвратились…

Ночь прошла в тревожном ожидании: вдруг раздастся телефонный звонок, сообщающий о найденных самолетах. Но звонили по другим делам, а о пропавших экипажах ничего не было известно. На рассвете Женя отправилась на аэродром. Тихо шла вдоль стоянки, выслушивала рапорты механиков и так же медленно брела дальше. Около пустого капонира, где всегда стоял самолет Кати Федотовой, сидел, обхватив голову руками, техник Андрей Иванович Наливайко. Обычно, подготавливая самолет к вылету, он весело приговаривал: «Та ты ж моя красавица! Та вона ж любить чистоту та заботу!»