Максим Гуреев - Альберт Эйнштейн. Теория всего

Я надеюсь, что ты найдешь на старой родине, к которой ты так сильно привязана, новую, радостную жизнь…»

Альберт Эйнштейн. Принстон.

По понятным причинам переписка Альберта Эйнштейна и Маргариты Ивановны перлюстрировалась. Известно, что незадолго до своей смерти Конёнкова уничтожила все свои письма к Эйнштейну, а выставленные в 1998 году на торгах Sotheby’s фотографии и частные письма Эйнштейна едва не стали причиной большого шпионского скандала, который с трудом удалось замять. Комментировать события более чем пятидесятилетней давности как американские, так и российские спецслужбы категорически отказались.

Маргарита Ивановна Конёнкова скончалась в Москве в 1980 году от истощения. В последние годы жизни она не выходила из своей квартиры, и ей оставалось лишь слушать сквозь стену рассказы экскурсоводов, которые водили немногочисленных посетителей по музею-мастерской ее мужа, «русского Родена» Сергея Тимофеевича Конёнкова.

«Не допускайте, чтобы дом превратился в музей». Согласно преданию, эти слова были сказаны Эйнштейном накануне своей кончины, и следует заметить, что его бывший секретарь Элен Дюкас, а также душеприказчик Отто Натан приложили все усилия, чтобы личность ученого так и осталась тайной, биография – почти житийным повествованием, а репутация – безупречной.

Биографы Эйнштейна Пол Картер и Роджер Хайфилд замечали в этой связи: «Биографы и исследователи творчества Альберта Эйнштейна, желавшие получить дополнительную информацию о его жизни или воспользоваться тем, что он написал, неизменно обнаруживали, что их попытки наталкиваются на неожиданные препятствия. Основные источники информации либо скрывали, либо подвергали цензуре».

Чего же так боялись Дюкас и Натан?

Разглашения неких подробностей личной жизни нобелевского лауреата? Проявления в частной переписке образа совсем другого Эйнштейна – не столь симпатичного в общении, вовсе не столь либерального, а порой и просто жестко авторитарного? Вполне возможно.

Конечно, это была борьба за сохранение мифа, глухая защита перед открытой обществу информацией, перед возникновением многочисленных и порой очень острых неудобных вопросов к человеку, кардинально изменившему научное сознание в ХХ веке.

Однако было бы ошибкой винить во всем этих двух преданных Эйнштейну и его памяти людей, которые, по сути, до конца восьмидесятых годов ХХ столетия перекрыли все пути к постижению биографии и личности великого ученого. Просто они были уверены, что, свято соблюдая требование Альберта оградить его память после смерти от всеобщей истерии, точно исполняют поставленную перед ними задачу.

Элен Дюкас скончалась в 1982 году в возрасте восьмидесяти пяти лет.

Отто Натан умер в 1987 году в возрасте девяноста трех лет.

Но, как известно, всякий запрет (всякая несвобода) рождает «чудовищ» – домыслы, предположения, слухи, сплетни, догадки, большинство из которых не соответствуют действительности, но зато с успехом прививаются в массовом сознании.

Следовательно, правильней было бы задать вопрос – чего же так боялся сам Альберт Эйнштейн?

Ответить на этот вопрос мы и пытаемся на протяжении всего нашего повествования.

Попытка совместить воображаемое и обыденное, мифологическое и реальное, можно утверждать, была своего рода основным мотором, двигателем жизненной философии Эйнштейна-человека и Эйнштейна-ученого.

Он был глубоко уверен в своей непогрешимости в плане вечных ценностей, данных самой природой (слова «Бог» ученый старательно избегал), но невыносимо страдал от несовершенства реального мира, в котором и сам был несовершенен, слаб и порой просто беспомощен. Таким Эйнштейн себя не любил, а потому всячески скрывал от окружающих свое второе «я» – обычного человека, доброго и злого, благородного и коварного, мудрого и безнадежно глупого, скромного и гордого одновременно.

Отпечатки ладоней Альберта Эйнштейна. 1930 г.

Ученый чувствовал парадоксальность одновременного существования этих двух непохожих «я», но относился ко всякой иррациональности как к злу и опасности, уводящим «сильную личность» (исследователя, в частности) от достижения поставленной цели.