Максим Гуреев - Альберт Эйнштейн. Теория всего

Ему шестьдесят три года: «Я стал одиноким старым бобылем, известным главным образом тем, что обхожусь без носков. Но работаю еще фанатичнее, чем раньше, и лелею надежду разрешить уже старую для меня проблему единого физического поля. Это напоминает воздушный корабль, на котором витаешь в небесах, но неясно представляешь себе, как опуститься на землю… Быть может, удастся дожить до лучшего времени и на мгновение увидеть нечто вроде обетованной земли».

Эти две картинки, два отражения в зеркале не есть ли доказательство того, что со временем договориться невозможно?

Кажется, что внутри тебя ничего не меняется, потому что ты смотришь на самого себя изнутри (а по-другому и невозможно), но на самом деле зерна, брошенные еще в детстве и в годы юности, неизбежно прорастают. Эти ростки можно безжалостно выкорчевывать или, напротив, старательно взращивать. Подобно тому, как собственные дети растут медленно и до старости остаются для родителей детьми, так и собственное «я» изменяется, как представляется, эволюционно и благообразно. Но на самом деле это порой бывает совсем не так.

Можно предположить, что Эйнштейн ощущал этот мятежный дисбаланс воображаемого и реального, настоящего знания о себе и мифологии, в которую верится так легко и просто.

Наука была именно той второй составляющей предельно закрытой и загадочной личности ученого.

Действительно, на трибунах конференций, университетских лекций, во время светских раутов и встреч с высокопоставленными чиновниками Эйнштейн был одним человеком, но в своем принстонском кабинете, дверь которого всегда была плотно закрыта для чужих, совсем другим.

«Как только была завершена общая теория относительности, т. е. в 1916 году, появилась новая проблема, состоявшая в следующем. Общая теория относительности весьма естественно приводит к теории гравитационного поля, но не позволяет найти релятивистскую [Релятивизм восходит к одностороннему подчеркиванию постоянной изменчивости действительности и отрицанию относительной устойчивости вещей и явлений. – Прим. автора] теорию для любого поля. С тех пор я стремился найти наиболее естественное релятивистское обобщение закона тяготения, надеясь, что обобщенный закон будет общей теорией поля. В течение последних лет мне удалось получить такое обобщение, выяснить формальную сторону проблемы, найти необходимые уравнения. Но математические трудности не позволяют получить из этих уравнений выводы, сопоставимые с наблюдением. Мало надежды, что это удастся до конца моих дней».

«Безжалостные тиски», о которых часто говорил ученый, все более и более сдавливают надежду Эйнштейна на то, что единая теория поля как итог всей его жизни будет когда-либо наказана. Эта драма и есть воплощенная реализация внутреннего надлома ученого, для которого полное одиночество (вершина индивидуализма) и общественное служение (растворение отдельно взятой личности в социуме) не могут существовать друг без друга. Математически доказать это хитросплетение невозможно, человечески это вполне естественно, но требует готовности покаяться в собственной гордости, смириться с допущенными ошибками. Последнее, как известно, для Эйнштейна было совершенно немыслимо.

Он снова и снова приступает к «закону всего».

Читаем в его письме Морису Соловину: «Единая теория поля теперь уже закончена… Несмотря на весь затраченный труд, я не могу ее проверить каким-либо способом. Такое положение сохранится на долгие годы, тем более что физики не воспринимают логических и философских аргументов».

А меж тем все происходило ровно наоборот – философские аргументы множились, тогда как точная доказательная (математическая) база с каждым подходом к теме все более и более обнаруживала свое бессилие перед лицом нерешаемого уравнения, попытку разрешить которое можно было уподобить психозу.

«Переработка реальности при психозе происходит на основе психических осадков из существовавших до настоящего времени отношений к реальности, следовательно, на основе следов воспоминаний, представлений и суждений, которые были до настоящего времени получены от нее и при помощи которых она была представлена в душевной жизни. Но это отношение никогда не было законченным, оно беспрерывно обогащалось и изменялось новыми восприятиями. Таким образом, для психоза возникла задача создать себе такие восприятия, которые соответствовали бы новой реальности <���…> обманы, воспоминания <���…> имеют при очень многих формах и случаях психоза мучительнейший характер и связаны с развитием страха, это является, конечно, признаком того, что весь процесс преобразования протекает при наличии интенсивно противодействующих сил».