Элис Винтен - На передовой закона. Истории полицейского о том, какова цена вашей безопасности

Преподаватель начинает занятие. Его североирландский акцент звучит одновременно грубо и плавно. Тем не менее по голосу всегда слышно, когда он злится. Как всегда, когда нам предстоит обсудить что-то неприятное или оскорбительное, сержант говорит: «Вы можете покинуть аудиторию в любое время». Я ни за что не выйду из этой двери. Да, меня пугает то, что нам предстоит увидеть, но я абсолютно уверена, что выдержу. В конце концов, я никогда не отворачиваюсь во время кровавых сцен в фильмах ужасов.

Преподаватель говорит, что мы будем смотреть фотографии в группах по четыре человека. Папку начинают передавать с дальнего конца аудитории. Ожидая своей очереди, мы тихо разговариваем, но каждый из нас то и дело поглядывает назад. Я стараюсь не смотреть на стажеров, которые просматривают фотографии. Не хочу видеть их реакцию. Мне важно, чтобы их впечатления никак не отразились на моем. К тому моменту как папка дошла до моей группы, фотографии успели просмотреть две трети стажеров. Из аудитории никто не вышел.

Сержант Грейси кладет папку на наш стол и открывает первую страницу. На фото мужчина. Старый и толстый. Он лежит на спине, одетый в коричневый кардиган поверх синей рубашки, бежевые брюки и коричневые ботинки. Из центра его груди торчит большая черная рукоятка ножа. Струйка темно-коричневой крови течет из уголка его рта на пол. Глаза выпучены, рот широко открыт, а кожа совершенно белая. В правом верхнем углу страницы приведена краткая информация: «Родригез, Артур, 63. Алкоголик. Убит квартиросъемщиком».

Прочитав его имя, ощущаю, как в горле у меня формируется комок. Это был реальный человек. Мы киваем друг другу, и кто-то переворачивает страницу. Мы листаем и листаем: конечности и туловища, кровавые разводы на стенах, пустые глазницы, открытые рты и застывшие лица. С каждой фотографией мои челюсти все сильнее сжимаются, но я в порядке. Я держусь. У меня получится.

Мы почти дошли до конца, и сержант Грейси снова переворачивает страницу. На этот раз на фото мы видим женщину, которая лежит в прихожей у подножия лестницы. Шею обвивает веревка, кожа вокруг которой вздулась и почернела. Голова повернута в сторону, а кудрявые коричневые волосы отброшены назад так, чтобы веревка была видна. Ее кончик выходит из-под плеча и закручивается на ковре. Ковер выглядит пушистым и чистым. В углу прихожей стоит столик с горшечным растением. Под ним видны две пары обуви. Взрослые кроссовки стоят рядом с крошечными резиновыми сапожками. Она была мамой. Я чувствую, как к глазам подступают слезы. Стоп. Она лежит на спине, ноги перекрещены. Другой конец веревки основательно обвязан вокруг перил. Примерно в метре от ее головы лежит нож для мяса.

Мы листаем папку с фотографиями жертв преступлений, и с каждой я напрягаюсь все сильнее, но держусь.

«Коллинс, Лиэнн, 31. Домашнее насилие».

Однако фотография не соответствует описанию. Она повесилась? Или ее задушили? Что там делает нож?

Я поднимаю глаза на сержанта Грейси.

– Ее задушил жестокий муж, проживавший отдельно. Он запаниковал и попытался создать видимость самоубийства. Повесил ее на перилах. Тело обнаружил их четырехлетний сын, который сразу позвал соседа. Полицейские перерезали веревку. Присутствие ножа смутило детективов. – Сержант делает паузу. Мы вчетвером не сводим с него глаз. Он продолжает: – Специально обученные офицеры поговорили с сыном убитой на следующий день и только тогда поняли, почему там лежал нож. Мальчик сказал, что принес его маме, чтобы она могла перерезать веревку, когда проснется.

Я закрываю рот рукой. В этот момент я вижу лишь четырехлетнего мальчика, стоящего в прихожей с ножом в ручонке. У меня из глаз ручьем текут слезы. Сгорая от стыда, я выбегаю из аудитории. Закрываю руками лицо и рыдаю в коридоре. Ужас этой ситуации разрывает мне грудь, но я пытаюсь снова обрести над собой контроль. Что, черт возьми, со мной не так? Интересно, что подумают обо мне другие стажеры? Она правда полагает, что станет хорошим полицейским? Она даже на мертвецов без слез не может взглянуть. Мне ее жаль. Но я не такая. Мне хотелось прокричать им это. Я не такая! Мне и раньше доводилось слышать трагические истории. В мире их полно. Я пришла в полицию, чтобы попытаться предотвратить подобные трагедии или хотя бы найти виновных. Возможно, я все неправильно понимаю. Возможно, я просто на это не способна.

Смотрю на тест и чувствую, как глаза наполняются слезами. Прошло всего девять недель обучения, а я беременна. Сижу в зловонном туалете Хендона, вспоминаю свое самодовольство на вводной лекции и вздрагиваю. Как я могла поступить так безрассудно? Я знала, что что-то изменилось: последние несколько недель я была сама не своя. Как я могла забеременеть? У меня кончились таблетки всего несколько недель назад, и с тех пор мы соблюдали осторожность. В голове всплывают бессмертные слова из журналов для подростков: «Иногда достаточно всего одного раза». Но ведь я уже не подросток. Я взрослая женщина, которая осознанно хочет стать офицером полиции.