Мариан Ткачёв - Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей

– Кы, Марик умер, сегодня вечером. Ты сможешь приехать на похороны?

В моей голове сразу возникло воспоминание: более двух десятков лет назад, в начале 80-х годов, на одной вечеринке с друзьями, во время веселого разговора, Марик вдруг задумчиво сказал присутствующим: «Ребята, я хотел бы, чтобы, когда я умру, вы все сбросились на авиабилет для Кы, чтобы он смог принять участие в моих похоронах». Никто еще не успел среагировать на эти его слова, как он перевел разговор на другую тему.

Когда пришла эта трагическая весть, я болел, была высокая температура. Но даже если бы я был здоров, все равно не успел бы на похороны. Требовались сложные формальности, чтобы получить визу в российском посольстве; уже не было так просто, как раньше – паспорт есть, покупай авиабилет и лети.

Через несколько месяцев Инна прислала мне приглашение, я стал готовиться к поездке в Москву, чтобы помочь ей разобраться с архивом Марика. Перед самым отъездом несколько раз позвонил Инне, но безуспешно. Вдруг зазвонил телефон. Я с невольным трепетом поднял трубку. Звонил Леня Спекторов из Германии (его семья уже давно переехала в эту страну):

– Слушай, Кы, завтра, когда прилетишь в Москву, в аэропорту тебя встретит Володя Брагин.

– Почему?

– Прилетишь, узнаешь.

В аэропорту, встретившись с Володей, я узнал, что произошло: Инна, чтобы приглушить боль утраты, приняла приглашение одной своей бывшей пациентки посетить озеро Байкал, попала там в автоаварию, была тяжело ранена, лежала в коме в больнице в Иркутске, в 4000 километров от Москвы и через несколько дней, не приходя в сознание, скончалась. Я увидел ее уже недвижно лежавшей в гробу. Она ушла вслед за мужем через неполных 6 месяцев после его ухода.

Ханой, сентябрь 2011 г. Перевод Евгения Кобелева.

Евгений Кобелев:

Я познакомился с Марианом Николаевичем в 1956 году, тому уже минуло больше полувека. В тот год я поступил в только что открывшийся Институт восточных языков при МГУ, где выбрал вьетнамский язык. Уже не помню точно, когда у нас в аудитории появился молодой, с большими живыми и смеющимися глазами преподаватель – сразу с начала учебы или во втором семестре, но хорошо помню первые его слова: «Я буду преподавать у вас вьетнамскую литературу».

Внешне он очень напоминал поэтов Серебряного века – благодаря своей довольно экстравагантной по тем пуританским временам прическе. Но если судить по его манерам и особенно по характеру, что стало очевидно позднее, когда мы, студенты вьетнамской группы, познакомились с ним поближе, – это был типичный русский интеллигент, в самом лучшем смысле этого слова, я бы сказал, интеллигент чеховского типа. Он был необычайно мягок, как-то аристократически воспитан, обладал тонким чувством юмора.

Хотя разница в возрасте у нас с ним была небольшая – каких-то пять-шесть лет, но он не только с самого начала обращался к нам на «вы», но всю последующую жизнь упорно не хотел изменять этому правилу. Через много лет после окончания института у меня установились с Мариком – так его за глаза нежно называли все его близкие друзья – очень теплые, дружеские отношения. Однажды, когда он был у меня в гостях, я в порыве дружеских чувств, предложил ему выпить на брудершафт и перейти в общении на «ты». Он охотно согласился. Но вот через пару дней раздается звонок телефона, и я слышу в трубке тихий, всегда как бы виноватый, голос Марика: «Женя, вы не видели мою последнюю книгу, она только что вышла».

Марик был необыкновенно начитан. Особенно он любил произведения писателей-юмористов. Так, «Записки Пиквикского клуба» и «Трое в одной лодке» он знал практически наизусть и на занятиях часто «выдавал» нам целиком наиболее смешные пассажи из этих книг. Вроде бы совсем недавно закончив МГУ, он уже был известным переводчиком вьетнамской литературы. Среди первых его переводов особенно запомнились детская сказка «Приключения кузнечика Мена» очень популярного во Вьетнаме писателя То Хоая и реалистический роман Нгуен Хонга «Воровка». В этом романе изображен воровской мир вьетнамского портового города Хайфона времен французской колонизации. Марик рассказывал нам, что, будучи коренным одесситом, он досконально изучил одесский воровской жаргон, поэтому получилось так, что герои вьетнамского романа заговорили под его пером языком Бени Крика и одесских жиганов.