Нгуен Динь Тхи – писатель, мыслящий современно, интересно, остро. Он заставляет своих читателей задуматься над коренными вопросами бытия, равно как и над перипетиями повседневности. Он хочет, чтобы каждый из его соотечественников, строя настоящее, укладывал бы камень за камнем в устои будущего, чтобы люди видели и понимали великие идеалы этого будущего. Потому что, как говорил он в одном из своих выступлений: «Социалистическая новь вовсе не упадет сама собой с неба и не наденется вдруг заграничной одежкой на нас, вьетнамцев». Социализм, утверждает Нгуен Динь Тхи своими книгами и делами, – это непримиримая борьба со всем старым, косным, отжившим свой век, неустанный труд и творчество.
Ему исполняется в нынешнем году пятьдесят шесть лет. Это многообещающий возраст для писателя, умеющего работать так самозабвенно, без устали. У него выходят КНИГИ, драма о Нгуен Чае репетируется сейчас в ханойском Драматическом театре, пьесу «Видения» намерен включить в свой репертуар вьетнамский Театр киноактера, она переведена на венгерский и готовится к постановке в Будапеште. Вероятно, будут переведены пьесы Тхи и у нас, в Москве, для составляемого издательством «Искусство» тома драматургии, который, как и эта книга, войдет в Библиотеку вьетнамской литературы.
Есть в его книге «На берегу реки Ло» рассказ «Обратный путь», последний в сборнике, посвященный уже наступившему миру. Герой его, Кхай, говорит своим спутникам, возвращающимся, как и он, с фронта: «Наверно, нынешней ночью по всей стране такая же непривычная тишина, как здесь. Мир, нигде не стреляют больше…» Да, тишина – вернейшая, первая примета мира. Увы, на земле Нгуен Динь Тхи она не всегда долговечна. Вспомним, как два года назад ее разорвали в клочья китайские пушки. И я знаю, где бы сейчас ни был Тхи – сидит ли он за письменным столом, глядит ли из темного зрительного зала на актеров, играющих его пьесу, или по нескончаемым своим дорогам снова едет куда-то, – он слушает привычным ухом эту Тишину, такую зыбкую и непрочную в наш беспокойный век, потому что был и останется до конца солдатом – солдатом революции.
1981 г.
Об Аркадии Натановиче Стругацком
Но как же мы подружились? И почему? На эти вопросы ни я, ни он не могли ответить. Хотя сам факт дружбы был налицо. И многие люди могли это наше взаимное чувство засвидетельствовать. Такая неясность становилась уже подозрительной. Мы выпили, закусили и заключили джентльменское соглашение: считать годом нашего знакомства 1959-й. Скорее всего, так оно и было. Я к этому времени уже второй год работал в Иностранной комиссии Союза писателей, начал печататься. А. Н. становился знаменит, работал в издательстве. Было много общих знакомых и мест, где мы могли «пересечься». Но бог с ней, точной датой.
Я сразу ощутил некую тягу к общению с А.Н. В какой-то мере (наверняка меньшей) нечто похожее чувствовал и он. Когда А.Н. уже слег, мы общались больше по телефону. Особенно если выдавался погожий день. Светило солнышко и рождалась надежда: может все еще обойдется, снова будем встречаться. Когда А.Н. уже не стало, у меня еще долго в «золотые» утра тянулась рука к телефону – набрать его номер. С горечью вспоминаются слова из интервью А.Н., напечатанного в «Даугаве»: «…Мне не от чего защищаться… От смерти не защитишься все равно…»
Если сделать ненаучное допущение, что Природа (Творец) экспериментирует, пытаясь создать «совершенного человека», моделирует, что ли, – А.Н. представляется мне как некий вариант искомого. Огромный, сильный, красивый, кладезь премудрости, талант, душевное благородство И все это соединялось в нем естественно, органично. Никакой не чувствовалось нарочитости, позы. Манеры его, казавшиеся иному «старомодными», были, вспомню пушкинские слова, «рыцарской совестливостью». Он был человеком чести, не способным на отступничество, сделку с совестью. Уважением его я особенно дорожил. Я был моложе А.Н., иной раз возникали соблазны: карьера, прельстительные блага. Для обретения их требовалось вступить в партию, чем-то поступиться – существенным. И всякий раз в подобной ситуации я вспоминал эпизод из «Трех мушкетеров» (мы с А.Н., оба, любили эту книгу и знали чуть ли не наизусть), когда кардинал Ришелье предложил д’Артаньяну чин лейтенанта в своей гвардии и командование ротой после кампании. И гасконец едва не согласился; но, поняв, что Атос после этого не подал бы ему руки, устоял… Не смею равнять себя с героем Дюма, но раз-другой опасение утратить дружбу А.Н. удерживало меня от неверного шага. Хотя сам А.Н. говаривал нередко: «Друг не судья, а адвокат». Умел прощать какие-то промахи и слабости. Но я понимал, речь шла не о всепрощении.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу