Леонид Спивак - Рубикон Теодора Рузвельта

Антуан-Амедей рассчитывал, выстроив систему скотобоен и наладив поставки мяса вагонами-рефрижераторами, стать одним из богатейших людей американского Запада. В узком кругу парижский аристократ с мушкетерской бородкой и длинными нафабренными усами говорил о своей принадлежности к королевскому дому и надеялся с помощью американских денег и военного заговора заполучить французский трон.

Маркиз де Мор

«Люди маркиза» вели себя вызывающе, особенно на общих выгонах, но до серьезных столкновений между Рузвельтом и де Мором поначалу не доходило. Через год с небольшим, в сентябре 1885 года, Антуан-Амедей решил, что настало время для куража. «Мой дорогой Рузвельт, принципы заставляют меня взять быка за рога», – выказал галльский темперамент маркиз. Перечислив свои претензии соседу, он послал прямой вызов на дуэль: «Я к вашим услугам, между джентльменами подобные вопросы разрешаются напрямую».

Теодор не мог отступить, чтобы не стать посмешищем для всей округи. Но его ответ поразил даже отпетых дакотских сорвиголов. Рузвельт принял вызов и предложил стреляться из убойных винчестерских винтовок с расстояния в двенадцать шагов. Маркиз предпочел умерить парижский гонор. Холодный мир между соседями был восстановлен.

Зима в «Дурных землях» начиналась рано, иногда в октябре. Ледяной ветер с песком и снежной крупой ослеплял и сбивал с ног погонщиков и скот. Ночью столбик термометра опускался до тридцати градусов ниже нуля. Но такой лютой зимы, что случилась в 1887 году, не могли припомнить даже старожилы. Снежные бураны следовали один за другим. Каждый новый день был холоднее и ужаснее предыдущего. Люди теряли в пургу дорогу к дому и замерзали, иногда прямо у порога своих жилищ. Температура опускалась до минус сорока. Даже выносливые лонгхорны, длиннорогие коровы, привыкшие добывать корм из-под снега, стали гибнуть целыми стадами. Под вой ночных метелей отчаявшиеся фермеры и ковбои, достав шестизарядный кольт и последнюю порцию виски, сводили счеты с жизнью.

Свернул свой бизнес амбициозный маркиз Антуан де Мор, как и другие хозяева дакотских ранчо. Рузвельтовский «Мальтийский крест» также прекратил свое существование. По весне, когда сошел снег, весь необозримый край оказался покрыт остовами погибших животных, а реки запружены и испорчены их разлагающимися останками. Теодор писал, что скотоводческий регион полностью уничтожен, а сам он «должен быть рад, что просто вернулся домой».

И все же был другой итог. По складу ума и мотивации поведения Рузвельт навсегда остался человеком с американского Запада, человеком фронтира, границы. Российский культуролог Н. Анастасьев писал: «Для американцев frontier слово особое: надежда, вызов, символ. Надежда на лучшую долю, вызов судьбе, символ непокоя, постоянной готовности начать жизнь сначала».

Прогоревший владелец ранчо чувствовал себя победителем. Остались позади юношеское заикание и астма; теперь это был жесткий и уверенный в себе «человек-вестерн», спокойно глядевший в лицо любой опасности. Столь весомый багаж помогал неудавшемуся бизнесмену на протяжении всей его на редкость колоритной жизни.

Задолго до того, как Теодор стал полковником, героем кубинской войны, губернатором и президентом США, он был заядлым натуралистом. «Я начинал свою жизнь как зоолог», – писал в «Автобиографии» Рузвельт. Мальчишкой он мог часами прятаться в траве, наблюдая за повадками птиц. Его комната была набита собранными за время летних путешествий коллекциями мелкой фауны. По дому нередко разносился запах химических реактивов, порой такой едкий, что прислуга в родительском доме однажды взбунтовалась, потребовав перенести теодоров «музей зоологии» на чердак. К четырнадцати годам Тедди проштудировал «Происхождение видов» Дарвина, а в студенческие годы опубликовал несколько работ по орнитологии в научных журналах.

Рузвельт говорил, что с американского Запада начиналась «романтика его жизни». Когда три десятилетия спустя бразильское правительство предложило ему возглавить весьма непростую экспедицию в джунгли Амазонки, Теодор даже не раздумывал. Нанести на карту мира новые территории, пройти никем доселе не изведанным путем – вряд ли существовал больший соблазн для бывшего дакотского ковбоя. «Это мой последний шанс побыть мальчишкой», – пояснил он близким.