Валерий Ковалев - Комдив. Повесть

– Давай, вон к той избе, – дернул кадыком Александр, указав на одну, у которой прозрачно зеленели две высоких березы. Изба была старой, но еще крепкой, огорожена жердяной оградой, из трубы на стрехе вился легкий дым.

–Тпру! – подъехав к усадьбе, натянул старик вожжи.

Прибывший неловко выбрался из телеги (та развернулась обратно), остановился у прохода, глубоко вздохнул, и направился во двор. Открыл дверь в избу, из сеней вторую, ниже, вошел внутрь.

У печи постаревшая мать ставила в угол рогач*, за столом у окна, сидя вполоборота, отец чинил хомут. Оба обернулись, потом мать, плача кинулась к нему на грудь, – Саша, сынок!

– Ну, будет, будет, я ж вернулся, – погладив по спине, обнялся с вставшим навстречу отцом.

– Мы уж тебя было похоронили, – стряхнул тот слезу с сивых усов. – А ты вона, как, живой.

– Живой, батька, живой, – рассмеялся сын. – А где браты с сестричками?

– Левка щас должен быть, поехал на хутора прикупить сена, а девки пошли на речку за водой.

В сенях дважды бухнуло, открылась дверь, появились две худенькие босоногие девочки, лет семи с интересом уставившись на незнакомца.

– Ну, здравствуйте! – сгреб их в охапку.– Я ваш брат Саша. Те застенчиво отворачивались (не узнали). Опустив, развязал стоявший на полу мешок, раздернул и вручил всем подарки: отцу яловые сапоги, матери пуховый платок, сестричкам цветные ленты и по жестянке монпасье.

– А как Алеся? – спросил у матери. – Жива, здорова?

– Слава богу, – вздохнула та. – Но ты, сынок к ней не ходи. Вышла замуж.

– Как?! – побледнел сын. – Когда?

– В прошлом годе (нахмурился отец). Прошел слух, что тебя убили, она и вышла за сына Маневича – Пашку. Уже и немовля* народилось.

Александр сел на лавку, опустил коротко стриженую голову. Мать опять вздохнула, а сестрички умолкли.

Потом во двор въехала телега, послышалось «тпру», в сенях заскрипели половицы и в открывшую дверь, пригнувшись, ступил кряжистый Левка.

– Братка! – выпучил глаза, гость встал, крепко обнялись.

– Ну, ты и вымахал, – сказал старший, отстранившись, – меня догоняешь.

– Стараюсь, – рассмеялся Александр, – но это вряд ли.

Чуть позже все сидели за накрытым столом в другой половине, Левка разливал из четверти по стопкам, дымчатый первак*.

– Ну, со встречей, – поднял свою отец. В нее звякнули еще три, выпили, стали закусывать вареной бульбой, квашеной капустой и черствым хлебом, два кирпича которого привез сын.

– Так, а где ж, Яник? – когда отец налил по второй, спросил Александр.

У того дрогнула рука (мать всхлипнула), Левка тяжело уставился в стол, а двойняшки испугано замолчали.

– Забили его с двумя хлопцами тамошние мужики прошлой осенью в Коморовичах – сказал отец. – Ночью залезли в церкву.

– Это же самосуд! – побледнел Александр.

– Тамошний поп сказал, святотатство ну и забили, – вздохнула мать. – Так что, схоронили Яника. Все надолго замолчали, а девчушки потихоньку выбравшись из-за стола, шмыгнули на улицу.

– Ну да бог им судья, – поднял стопку отец,– помянем. Выпили не чокаясь (мать пригубила), братья, насупившись, задымили махоркой.

– Знаешь тех мужиков? – покосился на Левку Александр.

– Четырех забрали милицейские и посадили. А один куда-то пропал – блеснул глазами старший.

Мать принялась убирать со стола, остальные вышли на двор, уселись рядком на призьбе*.

– Отсеялись? – поинтересовался Александр, глядя на гнездо аиста на соседней хате.

– А нечем, – вздохнул отец. – Зимой наехал продотряд, выгреб у всех ржицу подчистую и увез. Такое вот сынка дело.

– Называется продразверстка, мать их так, – заплевал цигарку Левка и пошел выпрягать щипавшую осот лошадь.

– Я смотрю, купили коня?

– Какой купили (махнул рукой отец) оставил тем годом какой-то обоз, раненого. Мы понемногу выходили.

Старший брат меж тем увел буланого в крытый камышом бревенчатый сарай и, прикрыв дверь, вернулся.

– У тебя случайно винтовочных патронов нема? (снова присел рядом). Я с германской принес винторез*, только три осталось.

– Черт, совсем забыл,– встал с призьбы Александр и прохромал в хату. Вскоре вернулся, протянув новенькую офицерскую папаху (тебе), а из кармана галифе достал горсть патронов,– больше нету.

– Теперь живем, – пересыпал в свой Левка.– А то в уезде банды шалят, на дальних хуторах вырезали семью и увели скотину.

С улицы во двор вбежали сестрички с берестянкой*, чинно подойдя к сидевшим вручили Александру – причастуйсь, дядя.