Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Н. ф.-Мекк.

Лондон,

11/23 марта 1888 г.

Милый, дорогой, бесценный друг!

Вчера состоялся мой лондонский концерт. Успех был очень большой, и особенно Струнная серенада вызвала очень шумные одобрения и троекратный вызов, что для сдержанной лондонской публики значит очень много. Вариации из Третьей сюиты понравились меньше, но всё-таки аплодировали очень дружно. Таким образом, вчера вечером кончились мои мучения, страхи, волнения, но, нужно сказать правду, и радости. Дело в том, что если бы путешествие мое состояло бы только в репетициях и концертах, то я бы, несмотря на напряжение нервов, испытывал бы скорее удовольствие, чем томительные ощущения. Успех, коим я везде пользовался, очень приятен. Но что ужасно, невыносимо, это знакомства, приглашения на обеды и вечера, необходимость то делать, то принимать визиты, обязанность постоянно говорить или слушать других и полная невозможность уединиться, отдыхать, читать, вообще что бы то ни было делать, кроме несносного служения общественности. В Париже в последнее время дошло до того, что я едва с ума не сошел и как ребенок был рад, когда очутился в вагоне и мог, наконец, молчать и думать.

Переезд из Парижа сюда был ужасен: снежная вьюга заставила наш поезд стоять очень долго в поле и мерзнуть. На пароходе было не только ужасно, но и страшно, ибо это была настоящая буря, и каждую минуту казалось, что мы погибнем. Кроме меня не было ни одного человека, который бы не был болен. Я же окончательно убедился, что морской болезни не подвержен. Вместо семи часов вечера, мы приехали в Лондон в двенадцать часов. Я провел здесь всего трое суток и сегодня вечером уезжаю. Мечты посетить Италию пришлось оставить; я должен торопиться домой, но так как ни в Петербурге, ни в Москве теперь быть мне невозможно, ибо вместо отдыха я должен был бы опять-таки попасть в круговорот общественной жизни, а с другой стороны, деревенского убежища у меня нет, - то я и решился ехать прямо на Кавказ, в Тифлис, где меня с большим нетерпением ожидают. Еду я на Кельн, Берлин, Варшаву, Воронеж, Ростов, Владикавказ. Путешествие будет очень-длинное, но это меня мало пугает. Прошу Вас, дорогой, милый друг, дать о себе весточку в Тифлис, адресуя прокурору Чайковскому, для передачи П. И. Ч. Надеюсь, что Вы здоровы, слава богу. Прошу Вас написать мне в Тифлис, когда Вы собираетесь в Россию. Всем Вашим (в том числе Влад[иславу] Альбертовичу и Данильченко) шлю поклоны и приветствия.

Беспредельно преданный

П. Чайковский.

Belair,

16/28 марта 1888 г.

Дорогой мой, несравненный друг! Ваше триумфальное путешествие по Европе приводило меня в восторг и вполне удовлетворило в моем давнем горячем желании сделать Вашу музыку известною за границею; теперь она не только известна, но и известна как бесспорно первоклассная музыка в Европе. Я так счастлива, что моя заветная мечта осуществилась и что Вы можете теперь отдыхать на лаврах. Дай Вам бог отдохнуть как можно скорее и как можно полнее, и я надеюсь, что это так и будет, потому что Вы находитесь и в месте и с людьми, которых так много любите. Как я завидую Вам, дорогой друг мой, что Вы находитесь на юге. Я в нынешнем году совсем стосковалась об юге, солнце и цветах; у нас всё пасмурно, дождь льет по целым неделям и хотя зелено, но грустно. Одно утешение, одно наслаждение - это музыка. Впрочем, я должна покаяться перед Вами, что у меня под конец жизни явилась страсть к собакам, я их приобретаю во всех концах Европы.

Но если вникнуть в мою жизнь, то это становится извинительным. Я человек, который всю жизнь живет сердцем; мне надо всегда кого-нибудь любить, кого-нибудь баловать, о ком-нибудь заботиться, но теперь мне не к кому применить своей потребности. Дети так велики, что баловать их нельзя, а заботливость моя им надоедает, внуков мне не дают, вот я и перенесла свою нежность и потребность любви на маленьких собачек: им очень приятно, когда я их балую, против моей заботливости они не восстают, потому что вполне признают мой авторитет, и сами очень любят меня, - вот и объяснение моей страсти к собачкам.

Из России я постоянно получаю какие-нибудь неприятности. Теперь приближается обыкновенное рязанское собрание акционеров, и, как обыкновенно, разгуливаются человеческие страсти, желание на чужой счет или, вернее сказать, на счет чужого благосостояния устраивать свое положение, приобретать величие, даже уважение. Козни и подлости в полном ходу, и вот я опять волнуюсь, возмущаюсь. Но что делать: это всё неизбежно, пока живешь.