Феликс Чуев - Сто сорок бесед с Молотовым

В обстановке борьбы с «врагами» одно звено цепи тянуло за собой другое, возникала цепная реакция охоты за «идейно чуждыми» и «политически неблагонадежными» элементами.

Творческое, интеллектуальное начало с самого начала не вписывалось в Систему, ориентированную на конформистский тип мышления и поведения. Интеллигенция требовалась лишь как обслуживающая сила. В случае самостоятельной позиции к ней жестко припечатывались политически уничижительные ярлыки. Ленинские работы послеоктябрьского периода пестрят выражениями типа «интеллигентская сплетня», «размагниченная мелкобуржуазная интеллигенция» и т. п. Верность идеологии была для него важнее интеллектуального начала. В марте 1921 года в ответ на отчаянную просьбу историка Михаила Покровского о необходимости привлечь к преподаванию на факультете общественных наук нескольких меньшевиков, поскольку коммунисты-преподаватели не подготовлены профессионально, Ленин заметил: «Я очень сомневаюсь». Примерно в это самое время Молотов ведет заседание Оргбюро ЦК РКП, на котором рассматривается вопрос о возможности чтения лекций по геологии в Пермском университете бывшего колчаковского министра – известного специалиста в этой области. Естественно, что в просьбе было отказано.

Системе нужны были пусть некомпетентные, но «преданные» руководители. Имеются многочисленные факты, когда на специалистов оказывалось партийное давление, к ним прикрепляли специальных людей для «пролетарской помощи».

В конечном счете это приводило к самым серьезным последствиям. Сталин еще в 1921 году в написанном Ленину письме высказал мнение о «профессорской импотенции», противопоставив ей потентно-услужливых практиков, действующих по принципу «исполнение донести», «выполнить к сроку». В итоге при партии-государстве так и не был создан институт независимого интеллекта, который осуществлял бы профессиональную экспертизу политических решений. По мере смены составов Политбюро партии профессора (Кондратьев, Чаянов, Н. Вавилов и другие) оказывались все более не ко двору.

Чрезвычайно показательная процедура выборов в действительные члены Академии наук СССР, которые должны были пройти в 1928 году. Под грифом «Совершенно секретно» по поручению специальной комиссии ЦК ВКП(б) во все партийные комитеты был разослан специальный циркуляр, в котором говорилось следующее: выборы имеют большое значение, в результате их должно быть укреплено партийное влияние в Академии наук, которая будет полностью обслуживать социалистическое строительство. К инструкции прилагалось два списка, следовало поднять общественное мнение и развернуть кампанию в печати за один и, соответственно, активно выступать против другого. Весьма показательно примечание: «В целях сохранения конспиративности решительно рекомендуется избегать при проведении этой работы переписки, широких инструктирований и т. п., ограничиваясь личными переговорами». В «нужных» случаях предлагалось по возникающим вопросам сообщать опять-таки совершенно секретно в ЦК ВКП(б).

В «черном» списке оказался и известный ученый-металлург В. Б. Грум-Гржимайло, в этом же году скончавшийся. На февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года Вячеслав Молотов с циничной откровенностью заявил: был такой профессор В. Грум-Гржимайло. Говорят, хороший металлург, но не нашей классовой линии. Хорошо, что он вовремя умер.

Печалит, что даже в годы перестройки у ее лидера Михаила Горбачева не раз в раздражении вырывалась фраза о «профессорских схемах». Как будто бы на аппаратно-бюрократических схемах можно построить сколько-нибудь рациональный политический механизм! В этом плане менталитет Бориса Ельцина – тоже профессионального партаппаратчика, но прошедшего благотворную школу политической оппозиции, включает ориентацию на независимых профессионалов-специалистов.

Особо жесткая «сшибка» официальных вариантов социально-политического развития страны произошла с подходами, имевшими место не внутри, а вне большевистской партии. Речь идет в данном случае об эсеро-меныпевистской альтернативе. И уж если вообще и говорить о социалистической перспективе, то программные и тактические установки этих политических группировок несомненно ближе к таковой, чем казарменно-коммунистические прожекты партии Ленина.

Сразу скажем – не надо идеализировать никого из социалистического лагеря российской революции. В какой-то мере хороши были все, с общей нетерпимостью и политическим максимализмом. И все же, думается, в данной дилемме шансы меньшевиков и эсеров предпочтительнее. Тем более, что кое-какие уроки из событий первых лет большевистской власти они извлекли.