Феликс Чуев - Сто сорок бесед с Молотовым

Читая текст бесед, видишь, что В. Молотов не очень лестно отзывается о Г. Чичерине и Л. Красине. Ленин, отмечает он, ценил их как специалистов, но в ЦК не пускал, ибо не стояли те на крепких большевистских позициях. Ну что же – еще один характерный штрих в общую картину.

Когда в январе 1922 года Чичерин предложил Ленину за солидную компенсацию от США пойти на маленькое изменение Конституции, согласившись на представительство в Советах владельцев частной собственности, то Ленин, в раздражении написав «сумасшествие!!!», порекомендовал отправить Чичерина на лечение. «Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий». Случай с Чичериным особо показателен для менталитета Ленина и его окружения. Большевик, настоящий марксист, в его понимании, не может быть нормальным человеком, коль у него зародилась мысль о возможности предоставления каких-то политических прав эксплуататорам. Такой человек подлежит лечению и изоляции.

Ну а как мог Ленин относиться к Л. Красину, получив от него в марте 1922 г. письмо, в котором тот резко критиковал некомпетентное вмешательство Политбюро ЦК РКП в дела внешней торговли. «Что же это за несчастная страсть калечить, «переорганизовывать» всякое учреждение… Вместо того чтобы совершенствовать наши, конечно еще плохие, аппараты упорным, постепенным накоплением опыта, осторожными, обдуманными мерами, мы перетряхиваем все по три раза в год до основания и еще удивляемся, что дело идет плохо», – сетовал Красин. Такое недоверие к авторитету высшей партийной инстанции вряд ли могло прийтись по душе вождю.

Одним из важнейших элементов формирования тоталитарной Системы явилось укрепление и сращивание с партийным аппаратом репрессивных органов. Сегодня, наблюдая за прениями в Верховном Совете СССР, диву даешься попыткам некоторых парламентариев, которые, будучи профессиональными историками, пытаются на печальном опыте отечественной истории доказать, что разгул репрессий был связан с «департизацией» органов внутренних дел. Мол, стоило только на каком-то этапе НКВД обособиться от влияния партийных организаций, начался шабаш беззакония, полилась кровь. С такими суждениями трудно согласиться. Факты доказывают, что с момента своего создания органы ВЧК–ГПУ выполняли роль карательного отдела ЦК партии. В. Молотов не случайно дает положительную характеристику Ф. Дзержинскому как «хорошему большевику». Утверждение большевизма на троне новой «красной империи» во многом связано с его деятельностью. Множеством видимых и невидимых нитей его ведомство было соединено со своим партийным «штабом». Кому же, как не Молотову, знать об этом правду.

Уже в июне 1921 года Дзержинский посылает в адрес губкомов директиву об усилении войск ВЧК коммунистами. В декабре 1922 года, в связи с 3-й годовщиной ВЧК, он же предлагает всем местным организациям обсудить вопрос об усилении связи между органами ГПУ и партии. На деле эта связь проявилась в том, что у члена ЦК А. Шляпникова делают обыск агенты ВЧК. Все более усиливается канал взаимодействия «партия – ГПУ». В середине 1923 года на заседании Оргбюро ЦК Дзержинский предлагает обязать членов партии, знающих о группировках, сообщать об этом сначала в ГПУ, а затем в ЦК и ЦКК. Это в реальности привело к тому, что к концу этого же года ряд оппозиционеров писали письма из внутренней тюрьмы ГПУ.

Такой тюремный режим естественно вписывался в методу достижения партийного «единства» любой ценой. Говоря о начале своей деятельности на посту Секретаря ЦК, В. Молотов упоминает о событиях в тульской партийной организации. В ноябре 1921 года он ведет заседание Оргбюро ЦК, где слушается отчет секретаря Тульского губкома Меерзона, получивший удовлетворительную оценку. Но что в действительности скрывалось за этими событиями? А вот что. В период партийной чистки 1921 г. секретарь Тульского губкома РКП(б) Меерзон был освобожден пленумом губкома от занимаемой должности за репрессии против инакомыслящих коммунистов. На пленуме Меерзон откровенно заявил: террор иногда необходим, в особенности по отношению к элементам некоммунистическим. Приехавший из Москвы Секретарь ЦК Куйбышев подтвердил, что «нашей партии не чужд террор и ЦК никогда не отказывался от репрессий в интересах целости и единства партии». В итоге Меерзон был оставлен на партийном посту.

У Молотова есть «железные аргументы» на этот счет: если бы мы выносили по каждому вопросу демократические решения, это нанесло бы ущерб государству и партии. Но у него аксиологическая шкала (система ценностей) – традиционная для всех большевистских лидеров. Их портреты проходят в воспоминаниях Молотова. «Большевик настоящий – не настоящий», «наш – не наш», «преданный делу партии – выродок (троцкист, правый)». «Смилга? Наверное, расстреляли, он был троцкистом», – как бы само собой разумеющееся. Но один ли Молотов такой? А другие, в том числе и будущие жертвы?