Сильвана Патерностро - Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса, рассказанная его друзьями, родственниками, почитателями, спорщиками, остряками, пьяницами и некоторыми приличными людьми

На страницах книги Гарсиа Маркес предстает свободным от самоцензуры, каковая присутствует в его мемуарах «Жить, чтобы рассказывать о жизни», над ним не тяготеют семь с лишним сотен страниц его биографий, превосходно написанных Дассо Сальдиваром и Джеральдом Мартином. Это богатый и исключительный исторический документ, хранящий коллективную память о его жизни, размышления о том, каких трудов это стоит – быть писателем, и о том, какими тропами он, подобно Рильке, приходит к необходимости заключить пакт с одиночеством. Перед вами книга, которая наглядно показывает, насколько дружба и обстоятельства, а превыше всего – внутренняя дисциплина и самоотверженность важны для достижения триумфа.

Его близкий друг, аргентинский писатель Томас Элой Мартинес, признался мне, что стать другом Габо можно было, только беспрекословно соблюдая омерту – обет взаимного укрывательства, эдакий «кодекс чести», какой существовал у мафии. «Нельзя было никогда и ничего писать о нем», – сказал он как-то, когда мы сидели в его патио в Нью-Джерси. Сам Гарсиа Маркес рассказывал эпизод, как однажды в Париже, будучи еще молодым и очень нуждающимся, он увидел в парке Эрнеста Хемингуэя. Вместо того чтобы подойти и заговорить с ним, он решил выкрикнуть его имя с другой стороны маленькой площади и в знак великого уважения поднять руку. Мне понятна овладевшая им робость, потому что при всем соблазне очень тяжело решиться и вот так запросто заговорить со знаменитостью.

Эту книгу я писала с тем же чувством робости, стараясь соблюдать почтительную дистанцию. Я создавала портрет человека, ставшего легендой. Убеждена: все мы представляем собой нечто большее, нечто более значимое, более вечное и даже более священное, чем мифы, вымыслы. Гарсиа Маркес остается великим, даже если мы не верим в утешительные сказочки о том, что он был чужд ошибок, недостатков, поражений, безрассудств, любовных страстей и вражды.

Если вы желаете получить истинное наслаждение от этой книги, то отложите на время убеждение в том, будто бы все в жизни имеет одно-единственное правдивое толкование. Следуя закону жанра, устная история сталкивает правду одного человека с правдой другого и даже противопоставляет их. В этом, в частности, и заключено ее очарование. С такой мыслью в голове и стаканчиком виски со льдом в руке или бокалом шампанского (каковому, как мне говорили, сам Габо отдавал предпочтение) ступайте на этот праздник. Если жаждете всей полноты впечатлений, подойдите к книжному шкафу и достаньте свой экземпляр «Ста лет одиночества», а за неимением такового – прогуляйтесь до ближайшего книжного магазина и купите. Прочтите его снова или в первый раз – теперь, когда узнали обо всех любопытных фактах и несообразностях, тайных пружинах и страстях в подоплеке этого романа, названного «пожалуй, самым филигранным и самым знаменитым произведением – классикой мировой литературы на все времена». Две его последние главы доставят вам особенное наслаждение, ведь вы увидите и поймете, как лукаво автор подмигивает своим друзьям. Надеюсь, вы будете громко смеяться, читая, например, такой пассаж: «Между тем Альваро взрывами своего хохота пугал кайманов, Альфонсо сочинял кровавую историю про то, как выпи на прошлой неделе выклевали глаза четверым клиентам, которые нехорошо себя вели, а Габриэль пребывал в комнате задумчивой мулатки, которая взимала плату за любовь не деньгами, а письмами для своего жениха-контрабандиста, отбывавшего срок в тюрьме по ту сторону Ориноко, потому что пограничники напоили его слабительным и посадили на горшок, и потом в горшке оказалось полно бриллиантов» [10] Пер. с исп. В. С. Столбова, Н. Я. Бутыриной. . И поймете, почему он всегда возражал тем, кто говорил о его безграничном воображении, и неизменно произносил одну простую фразу – о том, что все в его выдумках основывается на фактах.

ГРЕГОРИ РАБАССА. Это случилось так же, как случаются землетрясения. Мы не умеем предсказывать землетрясений, однако знаем, что они обязательно произойдут.

ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Поразительный случай в истории испаноязычной литературы. Тут явно вмешалась генетика. Какие-то особые гены делают человека великим писателем, к тому же он много и упорно трудился. Он отдавался литературе не безвозмездно, конечно, но работал очень и очень тяжело. И очень, очень организованно. Он создал все условия для того, чтобы писать, ушел со всех работ, назанимал денег, распродал вещи и на восемь месяцев заточил себя в стенах своего дома. Вся его семья, его жена, его сыновья, его друзья – мы все расступились, видя, с какой одержимостью он посвятил себя одному-единственному занятию. Они жили очень скромно, в тесной квартирке, не позволяли себе никаких излишеств и тратились только на необходимое.