На наших глазах начиналось уничтожение старых самобытных кварталов Каш-гара и преобразование центральной части города в духе глобализации по-китайски. В те годы это в меньшей степени коснулось Хотана и Керии, расположенных на юге. Теперь жизнь, быт и устройство этих городов сильно отличаются от той картины, которая предстает на страницах воспоминаний Громбчевского. Уже давно нет здесь описываемых ниже маньчжурских чиновников и солдат. Китайское государство сейчас хорошо организовано, стало больше порядка. Пустыню пересекают прекрасные дороги, электричество протянуто в самые отдаленные горные селения. Под Турфаном раскинулись ветропарки с установленными на них ветряными электростанциями, изготовленными в Китае. Все города севера Кашгарии связаны железной дорогой с центральными и восточными районами страны. В то же время сохранились колорит и своеобразие центральноазиатского уклада жизни: базарные дни в крупных селениях, повозки, связки живых кур и горы мясных туш, уличные ювелиры и кузнецы, национальная музыка, ночная жизнь в месяц Рамадан, горные жители в бараньих папахах, обмен голубями… На галечных россыпях Юрункаша по-прежнему бродят искатели нефрита, у Керии-дарьи мальчишки-продавцы размахивают связками свежей рыбы, а в летние ночи в торговых кварталах можно увидеть людей, спящих на земле прямо у обочины дороги. Стоит заметить, что, как и в давние времена, нам приходилось иной раз сталкиваться с недоверчивостью и подозрительностью местных властей, вплоть до нелепых обвинений в незаконной съемке местности и сборе образцов почвы.
Основное население Кашгарии – уйгуры, китайцы-ханьцы и дунгане. Казахи Синьцзяна проживают вдоль предгорной полосы Восточного Тянь-Шаня и в китайском Алтае на границе с Монголией. Синьцзянские киргизы и таджики-сарыкольцы живут лишь на крайнем западе района – в Сарыколе и на китайском Памире, начиная с верховий р. Каракаш, берущей начало в горном узле Карангутаг. В стороне от дорог их уклад жизни крайне мало изменился. Обитатели горных долин и предгорий западного и северного склонов Куньлуня, которых относят к уйгурам, в работах русских путешественников упоминались как мачинцы (мальчинцы [19] Надо сказать, что сейчас название «мачинцы» применяется лишь к пастухам. Сами местные (напр., в селении Полу) называют себя таглыками (горцами).
) и таглыки. В их облике и сейчас видно смешение разных древних народов – индоевропейцев, тибетцев, тюрков. Обычаи мачинцев подробно описаны в отчете 4-й Центральноазиатской экспедиции Н. М. Пржевальского. В топонимике района остались следы древнетюркского и древнеиранских языков. К примеру, реки имеют в своем названии, как правило, сложносоставном, корневые основы иранского или тюркского происхождения. К первой группе относятся гидронимы с корневой основой «дарья» (река) – Хотан-дарья, Керия-дарья, Ния-дарья и др., ко второй – с основой на «су» (вода, река) – Аксу, Маркансу и др. Широкое использование иранских и тюркских основ в топонимике района – названиях местностей, гор, перевалов, селений и пр. – представляет собой одну из интересных особенностей, связанную с географическим распределением тюркского и ираноязычного населения в пределах Западной Кашгарии.
Первые маршруты наших путешествий пролегли по высокогорью китайского Памира в районе ледовых гигантов Музтаг-Ата и Конгур. Сегодня близ них проходит стратегическое Каракорумское шоссе, связывающее Китай с Пакистаном. Несмотря на частые оползни и паводки, оно постоянно поддерживается в рабочем состоянии. С дороги нередко видны стоящие поодаль юрты кочевых киргизов. Здесь мы пересеклись с маршрутом возвращения Б. Л. Громбчевского из экспедиции в Канджут. Во второй раз мы оказались на другом отрезке того же маршрута уже в 2005 г. по возвращении из Северо-Западного Тибета, куда вышли с Керии-дарьи через теснины, пустыни и ледники Куньлуня. Обратный наш путь проходил мимо поворота на перевал Русский по долине р. Каракаш через Шахидуллу-ходжу в долину р. Раскем-дарьи и далее через многочисленные отроги и перевалы Куньлуня на равнины Кашгарии. Удалось побывать нам и на Тянь-Шане, в киргизско-китайском порубежье, также посещенном Громбчевским.
Далеко не сразу мы решились подступиться к горной стране, вздымающейся на юге Синьцзяна, – системе хребтов Куньлуня, переходящей в Тибет. Именно здесь проходило не слишком удачное завершение маршрута 2-й Центральноазиатской экспедиции Громбчевского. До этого нами уже был накоплен немалый опыт активной автономной жизни в условиях высокогорий, преодоления встречающихся здесь разнообразных препятствий: скальных ступеней и обрывов, крутых снежно-ледовых склонов, разорванных ледников, бродов через горные реки. То, что было написано в старых отчетах русских и иностранных путешественников, настораживало. Тут были иные, не вполне известные и привычные нам препятствия. На коротком отрезке хребты поднимались до высот в 6500 м. Самые доступные перевалы превышали высоту 5000 м. Стекающие в сторону пустыни реки пробили в лессовых толщах и скальных массивах глубокие и узкие щели-каньоны, доступные для прохождения лишь весной и осенью. Пробившись сквозь передовые теснины, а надо сказать, что приходилось идти местами по пояс в воде или карабкаться высоко над бурлящим потоком по скалам, мы оказывались на огромных – шириной в десятки километров – безжизненных равнинах с отдельно стоящими вулканическими конусами [20] Вулкан Ачик-Шань к югу от оз. Сегиз-Куль – крайней точки маршрута Б. Л. Громбчевского – извергался в мае 1951 г.
, окаймленных цепями высоких хребтов. Найти путь наверх с предгорий нам помогали проводники таглыки, до сих пор пользующиеся весьма простыми картосхемами. Видно, что они не раз бывали на плато, знают источники, места с фуражом для лошадей и ослов.
Читать дальше