Л. Мардахаев - Педагогическое наследие Калабалиных. Книга 3. А.С. Калабалин

А поскольку город Калининград космический, мы создали музей имени Гагарина. А еще – построили уникальную базу труда в Серпуховском районе – в совхозе «Заокский». Работали и жили мы там с мая по октябрь. И вот наступил момент, когда они стали уважать себя. Однажды ко мне пришел один воспитанник и говорит:

– Попросите Людмилу Остаповну Бахмацкую, – это моя сестра, воспитанница детского дома, – чтобы она научила меня русскому языку.

– А что такое?

– Да у меня автограф просят, а я боюсь брать ручку, я же безграмотный.

Через полгода он захотел учиться! Вот сейчас о стандартах говорят, а мы уже тогда разделили полностью… Мы узнали – кто на что способен, развели их по разным классам и разным учителям.

У меня была Мария Степановна Беспалова, заслуженная учительница, математик. Я ей сказал:

– Мария Степановна, этих я Вам не дам, а вот этих возьмите. Над ними Вам можно «издеваться», это технари. Выбивайте из них четверки и пятерки. А вот на этот класс я поставлю Воробьеву Нину Васильевну, потому что она и душу, и сердце отдаст, а спросит столько, сколько ученик ей может вернуть. Потому что здесь собрались одни гуманитарии, здесь одни певцы, солисты, спортсмены. Уже тогда мы это расписали.

Через два года все были заинтересованы в школе и оканчивали ее великолепно. Ни один мой пацан не стал плебеем. Все стали активнейшими людьми, потому что они росли уже два года в борьбе.

Мне просто повезло в жизни, во-первых, на тех людей, которые меня растили. Мне повезло на ту обстановку, где я рос в детском доме. Мне повезло, что я видел человека, на которого хотел быть похожим. Я не стал на него похожим, но я у него очень много взял для того, чтобы быть полезным в своей профессии детям. Я очень многому научился, прежде чем прийти к детям. Я их брал не физикой, не математикой, я их брал тем, что и в футбол играю, и в волейбол, и мастер спорта по тяжелой атлетике, и на руках пойду, и кашу сварю, траву скошу.

Это им нравилось. Я старался собрать вокруг себя таких людей, который могли бы на все вопросы пацанам ответить. И нечего им бежать куда-то, наоборот, к нам бежали, чтобы услышать что-то интересное.

Мне повезло, что я выбрал ту профессию, которую безумно люблю.

Я ни разу не ходил на работу, я всю жизнь занимался любимым делом.

Книги загорелись быстро, так, как им, собственно, гореть и полагается. Когда дым рассеялся, ситуация прояснилась, и сводилась она в двух словах к следующему: в окно библиотеки влетела горящая головешка, и попасть сюда она могла исключительно с благословения братьев Плисецких. Им долго и привычно говорили все подобающие в этом случае слова, а братья не менее привычно молчали. Потому что то, что на общий взгляд было причиной, по их логике выходило следствием. Действительно, сжигать книги дико, а не дико разве, что библиотекарша эта предала (в одном из самых житейских смыслов) близкого ей хорошего человека?

Поступки их были один непонятнее другого и объединялись, пожалуй, лишь общей какой-то странной логикой.

Вот и из детдома их прислали в колонию за целый ряд прегрешений. Например, украли со склада одиннадцать метров джинсовой ткани. А они говорят: мы и не украли вовсе, просто взяли и сшили себе и товарищам нормальные джинсы, уж, по крайней мере, покрасивее тех, что из того же метража делают швейники.

– В общем, этим братьям Плисецким и колонии мало, надо переводить их отсюда еще дальше, – говорили мне воспитатели.

И если, не вникая в ребячью логику, судить лишь о внешнем ее отражении, разделить этот справедливый гнев можно. Но… что-то привлекало меня в этих ребятах, и я попросил отдать Колю и Пашу мне, тем более что срок пребывания их в колонии заканчивался. Так они «перешли» в наше, 72-е строительное профтехучилище.

Как таких ребят понять? Сами они какие-то неподходящие, невоспитуемые? Или воспитывали их неподходяще? Чтобы попытаться ответить на вопрос, позволю себе сослаться на классику и взять в руки «Педагогическую поэму».

Семен Карабанов – помните? Он водил банду в шестьсот человек, и полагалось ему за все это не меньше расстрела. И ведь что интересно: была в его атаманстве определенно какая-то педагогическая жилка, умел, значит, организовать «коллектив». Вопрос – на что. Один из любимых учеников А. С. Макаренко, он сам стал потом педагогом. Помните, не вышло «из Карабанова агронома. Кончил он агрономический рабфак, но в институт не перешел, а сказал А. С. Макаренко решительно: