Сергей Салтыков - Три родины

Отъезжать запланировали завтра утром. Дни уже заметно сократились, ночами стало прохладно. Тетка весь вечер пекла пироги в дорогу. Она предложила нам спать на еще теплой печи. Сестры тихо посапывали рядом, а я который час, не мог заснуть. Мои чувства будоражили мысли о том, что на этой печи, наверняка, не одну ночь провели мой дед и отец, множество других дальних и близких родичей. Годы и судьба разбросали их далеко за пределы родной деревни. Многих уже нет в живых. Наверное, мне просто не хотелось уезжать.

СССР, Донбасс. Начало 70-х.

Мне надоело неподвижно лежать на жесткой кушетке. Я снова взял костыли и пропрыгал несколько кругов по тесным комнатенкам старой бабушкиной хаты. Вошедшая со двора баба Оля, увидев меня, жалобно запричитала: «Ох, убьет меня Мишка, убьет! Ложись на место, доктора велели тебе лежать! Господи, за что мне такое наказание?!»

Я понимал, что она действительно переживает и боится возвращения отца. Послушно поставил костыли в угол и снова устроился на кушетке. На этот раз результаты наших уличных игр и неосмотрительных шалостей налицо, скрыть их от родителей не удастся. Буквально на следующий день после отъезда отца, матери и младшей сестры в гости к родственникам в Горьковскую область, со мной случилось очередное ЧП. Во время игры в саночный таран, я получил тройной закрытый перелом левой голени. Несколько дней провалялся дома, мужественно крепясь, терпя сильную боль и успокаивая бабушку, что ничего страшного не произошло – всего лишь небольшой ушиб. Но когда нога до безобразия отекла и посинела, она перестала верить моим сказкам и против воли отвезла меня в больницу. Там, наслушавшись упреков за несвоевременное обращение и страшных прогнозов о неминуемых осложнениях, испугалась больше меня и пообещала врачам строго следить за выполнением всех указаний и рекомендаций. Мне наложили гипс и госпитализировали во взрослое травматологическое отделение. Бабушка оставалась на домашнем хозяйстве одна, ей тяжело было ездить ко мне в больницу на другой конец города. Совместными усилиями уговорили врачей выписать меня из стационара досрочно, и возвращения родителей я дожидался уже дома.

Уличные игры, по мере нашего взросления, становились все более жесткими и травмоопасными. Так сложилось, что дети на нашем поселке рождались и росли какими-то своеобразными регулярными волнами. Как будто наши родители заранее договаривались. Возможно, это было связано с периодичностью трудовых наборов на шахты или выделения участков под застройку жилья. Впереди нас,11-12 летних, по поселковой жизни уверенно шла многочисленная и сплоченная группа 15-16 летних старших братьев и сестер, друзей, знакомых и просто соседей. За нами – чуть меньшая по количеству, такая же группа младших 7-8 летних. Именно вертикальные взаимоотношения между этими группами формировали особенности нашей подростковой социализации, конкурентного естественного отбора и, в итоге, определяли реальные перспективы индивидуального личностного роста. Игры внутри группы носили спокойный, безобидный и ни к чему не обязывающий характер. Наоборот, игры, организованные или сопровождающиеся участием подростков из старшей группы, больше походили на проверку моральных и физических качеств, экзамен на устойчивость и соответствие негласным требованиям и законам улицы. Так и в той злополучной игре в зимней балке, старшие подростки, одновременно выполняя роль командиров и боевых коней, таскали нас, младших, на санях по льду самодельного катка. Наша задача бойцов-всадников, заключалась в необходимости вытолкнуть или стащить с приближающихся саней таких же наездников неприятеля. В начале игры упор делался на нашу силу и ловкость. Всадники при приближении хватались за одежду и руки противника, честно мерялись силой и способностями. Часто схватка продолжалась уже на льду, превращалась в яростную борьбу, и на стадии затянувшейся ничьей просто прерывалась старшими командирами. По мере подъема градуса азарта, они незаметно начинали соперничать уже на своем уровне, показывая уже свою силу и дерзость. Мы при этом, просто превращались в неодушевленный таран. Раскручивая сани вокруг себя, они сталкивали их между собой на опасных встречных скоростях. Младшие при этом, как камни их метательных машин, или пушечные ядра, телами вышибали друг друга, разлетались из саней на много метров вокруг. Индивидуальная борьба становилась неактуальной. В одно из таких столкновений, между санями случайно оказалась моя левая нога. Меня, словно настоящего раненого бойца, на этих же санях, как на щите, через некоторое время притащили ко двору. Вопросов о причинах происшедшего и чьей-то виновности никто не задавал, все понимали, что это – просто несчастный случай, неизбежные условия и издержки взросления. В бабушкину хату, превозмогая и скрывая ужасную боль, по их категорическому совету, я зашел на своих двоих.