Сергей Салтыков - Три родины

Подошла соседка – давняя теткина подруга. Удивленная нашим приездом, долго расспрашивала о родителях и родственниках. Согласившись на настойчивые просьбы отобедать в ее избе, женщины отправились накрывать на стол. Я же, запомнив их советы и ориентиры, пошел искать место, где когда-то стояла дедова изба. Если Таня, еще как- то ориентировалась в остатках деревенской улицы, и смогла даже правильно угадать в покосившемся брошенном сарае бывший магазин, мои детские воспоминания улетучились напрочь. Я абсолютно ничего не помнил и не мог сориентироваться на местности, избеганной в далеком детстве вдоль и поперек. Постояв на указанном пустыре несколько минут, тщетно пытаясь отыскать взглядом хоть какие-нибудь признаки былых строений, направился к пруду. Мои надежды на то, что энергия родной земли и детские воспоминания помогут моей уставшей и истосковавшейся душе, хоть на миг, встретиться и пообщаться с душами давно ушедших предков, не оправдывались. Меня переполняла какая-то меланхолическая печаль, плохо осознаваемое ощущение безвозвратной потери чего-то очень важного и значимого. С торчащей из воды коряги нехотя взлетела большая серая цапля, еще больше усиливая впечатление удаленности и изоляции этого оазиса дикой природы от всего остального суетливого и шумного цивилизованного мира. В голову пришла шальная и провокационная мысль. А что, Михалыч, слабо и вправду переехать и поселиться здесь?! Отремонтировать избу, а позже рядом построить добротный каменный дом. Завести крепкое домашнее, а потом и фермерское хозяйство. Организовать прихожан и местные власти на восстановление храма!? Возродить былую красоту и значимость родного села и, наконец-то, свить родовое гнездо! Полет разыгравшейся фантазии безжалостной картечью прервала встречная мысль. Уже поздно! Не хватит ни времени, ни силенок. Даже большой и дружной семье, не то, что бродяге-одиночке. Не беда, что в селе нет ни газа, ни водопровода, ни канализации. Эти неудобства меня не пугали. Другое дело – здоровье. До ближайшей больницы-многие километры. Представь, что тебя прихватила серьезная болячка в морозную и заснеженную зимнюю ночь?! А рядом – никого. Да и в магазин придется ездить в соседнее село. А что, кроме этого, может быть более реальным смыслом и оправданной целью твоего возвращения на родину предков?! Не отказывайся, подумай еще – риск благородное дело! Продолжая мысленно уговаривать себя не расставаться с иллюзорной мечтой, я вернулся в избу к женщинам. После обеда, распрощавшись с гостеприимной хозяйкой, покинули село. Тетя Паня попросила, по пути назад, завезти ее на старое кладбище, проведать могилу матери.

Я очень удивился, когда Оксана остановила машину в трех километрах от села, в чистом поле. Вернее, в чистом лугу. По обе стороны от дороги простиралось бескрайнее море густой и высокой травы, раскрашенное пятнами ярких полевых цветов и одинокими островками кустарников. В полукилометре справа начинался старый темный лес. «Ближе подъехать не могу, придется пройтись пешком» – оправдалась Оксана перед уставшей тетей Паней. Выйдя из машины и осмотревшись вокруг, я еще раз убедился, что никакого кладбища поблизости нет. Тетя Паня уверенно направилась по едва различимой тропинке к лесу, мы гуськом поспешили за ней. У самой кромки, на нашем пути попался торчащий из густой травы старый могильный крест, без портрета и таблички. По едва заметному холмику я догадался, что под ним в забытой и безымянной уже могиле покоится кто-то из бывших сельчан. Видя мое замешательство, она просветила меня, что давным-давно здесь, на сельской окраине, было большое, старое кладбище. По мере уменьшения размеров села и наступления леса, большинство могил оказались в лесной чаще. Хоронить стали на новом, ближнем кладбище. Несколько лет назад она с трудом отыскала затерявшуюся в густых зарослях могилу матери. С помощью добрых людей поставила простенький памятник, новую оградку и навела порядок. Теперь, борясь с напористым и неукротимым лесом, и с собственным преклонным возрастом, старается использовать малейшую возможность, чтобы навестить мать и подправить могилку. Только бы, с божьей помощью, найти ее. В том, что Паня нисколько не преувеличивает насчет коварного леса, мы убедились уже через пол часа. Прочесав цепью и поодиночке несколько гектаров лесной чащи, мы так и не нашли нужную могилу. Попадались едва различимые холмики с покосившимися или упавшими крестами, многие без табличек и оград. Я ,вспомнив украинские реалии, даже предположил, что лихие люди разорили могилу и унесли ограду на металлолом. Но сестра с племянницей, пристыдив меня, заверили, что подобного здесь отродясь не бывало. Мне больно было смотреть на тетю Паню. Молясь и крестясь, она просила господа помочь отыскать заветную могилу и каялась, что недостаточно уделяла времени и внимания матери при жизни и после смерти. Когда расстроенные женщины, окончательно потеряв надежду, решили возвращаться ни с чем, я заупрямился и в очередной раз вернулся в лесную чащу. Решил не сдаваться и во что бы то ни стало, разыскать могилу. Через несколько минут поисков, наконец-то, увидел ЕЕ. Сквозь густую листву я сначала почувствовал, а уже потом, рассмотрел взгляд карих глаз красивого и слегка печального женского лица. Пробравшись ближе, прочитал под эмалированным фотопортретом надпись Ширяева Татьяна Николаевна…Она тоже была моей родственницей, похоже, самой красивой из всех, кого мне удалось увидеть живыми или на фотографиях. Спохватившись, взяв за ориентир самое большое и приметное дерево, я с криком побежал догонять удалявшихся от леса родственниц. Вернувшись к могиле, Паня без остановки плакала и благодарила меня за подаренную в последний момент встречу с матерью. Таня, мельком вспомнив мои навыки сыщика, потом, все-таки, связала мою удачу с притяжением родственных душ. Мне было без разницы, я радовался, что помог тете Пане и познакомился с красивой родственницей. Все вместе прибрали могилу, вырвали траву и молодые кустарники. Сфотографировав по просьбе Пани портрет матери (у нее не сохранилось ни одной удачной и красивой копии), и на всякий случай – приметное в три обхвата, дерево – ориентир, уже совершенно с другим настроением, вернулись к брошенной на дороге машине. То ли из-за усталости, то ли из-за переполнявших чувств и эмоций, оставшийся отрезок дороги ехали молча.