Рэй Коннолли - Быть Джоном Ленноном

Первым «преступлением века», которое совершат Джон и Пит, стала кража жвачки из местной кондитерской лавки. Но на этом их эпопея не кончилась – все продолжилось, когда оба стали бойскаутами и, во что еще труднее поверить, певчими в хоре местной приходской церкви Святого Петра. И когда бы Джон ни озорничал в воскресной школе – например, с силой вдавливал свою жвачку в руку регента, когда тот приказывал «Дай-ка сюда!», – на фоне позади всегда хихикал Пит. Так шалости забавляли Джона еще сильнее.

И хотя пение в хоре на свадьбах по субботам давало какой-никакой доход, а также позволило Джону впервые выступить на публике, стихари они с Питом сняли весьма скоро: обоих выгнали из хора за кражу фруктов на празднике урожая.

В то время Джон и не думал совершать преступления. Он просто хотел повеселиться. Но путь он уже проторил. Впрочем, дядю Джорджа лишь забавляло, когда племянник лгал, чтобы избежать неприятностей. «Ну, Мими, не быть ему викарием», – говаривал он.

А вот Мими не улыбалась, когда поняла, что Джон таскает деньги у нее из кошелька. По ее словам, то был единственный раз, когда она его ударила. «Видать, много в тот раз хапанул», – позже поделится мыслями Леннон. Всех остальных случаев она не заметила.

Когда Пит, Айвен и Найджел стали его первой восхищенной аудиторией, Джон быстро смекнул, что он уже сияет в лучах славы. «Я был босс моей мелкой шайки, – рассказывал он Хантеру Дэвису. – Я уже тогда знал кучу похабных анекдотов. От соседки понаслушался… Чем промышляла моя банда? Так, тырила в лавках по мелочи да срывала трусишки с девчонок». Родители других мальчиков его не любили и велели детям: с этим – не играть. По словам Рода Дэвиса, которого Джон встретил в церковном хоре, Леннону и десяти не исполнилось, а он уже прославился в округе как «ох, этот Леннон!».

То были дни расцвета вестернов, время, когда гремели «Кольт сорок пятого калибра», «Красная река», «Рио-Гранде». Дядя Джордж, несмотря на запреты Мими, не раз водил Джона, а иногда и Пита в местный кинотеатр «Вултон пикчерз». Как и все маленькие мальчики в те времена, Джон обожал вестерны и неизменно выбирал сторону краснокожих, когда он и его банда разыгрывали сражения с ковбоями и армией США. «Это так похоже на Джона… Он всегда вставал на сторону слабых», – с улыбкой будет вспоминать Мими. Конечно, историю приходилось переписать, он же был вожаком банды! Так что в битвах всегда побеждали индейцы, а предводительствовал ими Джон в головном уборе из фазаньих перьев, который ему сделала Мими. «Он ему очень нравился. Никогда его не снимал, – расскажет она. – Вот как сейчас вижу его в саду – привязал к дереву Пита Шоттона и пляшет кругом…»

Даже в этих ковбойско-индейских играх Джон всегда должен был верховодить. И если он решал, что «насмерть» поразил врага из своего понарошечного оружия – будь то винтовка или лук, – и кричал: «Падай и замри, ты умер!» – тому оставалось лишь упасть и притвориться мертвым, и никак иначе.

Те годы с Мими и дядей Джорджем были самыми размеренными и счастливыми из всего детства и юности Джона. На Рождество его брали в город, на пантомимы – как принято в семьях среднего класса, – и на одном из таких, в ливерпульском театре «Эмпайр», он увидит, как певец Джордж Формби играет на гавайской гитаре. Еще были поездки на песчаные дюны в Формби, а иногда и в Спик-холл, поместье эпохи Тюдоров – совсем недалеко, если на автобусе, – и летние деньки на местных курортах, в Нью-Брайтоне и Саутпорте.

В Вултоне их семье больше всего нравилось гулять по Менлав-авеню, до поворота, а потом подниматься на холм, к викторианскому особняку «Земляничная поляна» [8] Strawberry Field ( англ. ) – земляничная поляна, или земляничное поле. – Прим. ред. и его густым, заросшим паркам. Огромный дом, возведенный еще в XIX веке, некогда принадлежал богатому ливерпульскому торговцу. Но в конце 1930-х его превратили в детский приют Армии спасения, и в садах каждое лето устраивали праздник. «Как начинал играть оркестр, – будет вспоминать Мими, – так Джон скакал как козлик и вопил: “Мими, пошли, опоздаем!”» – и бежал по дороге, мимо нее, в кованые ворота поместья.

Не все тогда могли позволить себе летний отпуск, но Джона с тех пор, как ему исполнилось девять, регулярно отправляли на неделю – а бывало, и на пару недель – в Шотландию, в Эдинбург, к сестре Мими, Элизабет (которую все в семье звали «тетушка Матер») и ее мужу Берту. Сперва за мальчиком приезжал сын тетушки Матер, Стэнли Паркс, на шесть лет старше Джона, но вскоре юному Леннону разрешили ездить самостоятельно – на автобусе. И как-то раз, после того как он почти всю дорогу дудел на своей губной гармошке, водитель сказал ему прийти на следующий день в бюро находок автобусной компании в Эдинбурге. Джон пришел, и ему вручили новую гармонику, месяцами лежавшую бесхозной.