Быстро приспособившись, я уже на «Гранчино» играл отборочное прослушивание для участия в международном конкурсе 68-го года в Мюнхене.
…Это отдельная, конечно, история… На дипломном экзамене в Малом зале московской консерватории отец записывал на магнитофон всю мою программу. Пётр Анатольевич тоже пришёл послушать. Когда я закончил играть он, вместо слов, просто заплакал и ушёл. Не ожидал он от своей «старушки» ни И. С. Баха, ни Р. Шумана…
Федя взялся (в который раз!) за строительство. Дом с участком купил. У дома были только стены да крыша. Фёдор закрыл окна, поставил двери. Внутри что-то успел до зимы (в смысле планировки). В феврале рабочие вернутся из отпуска и продолжат отделку.
Семён растёт. Здоров, оптимистично смотрит на мир, осваивает его. Быстро научился управляться с машиной, которую мы ему привезли. Папа – (Ф.) старается воспитывать смену.
Уже два года исполнилось его доченьке – Полинушке! Растёт, радует родителей. Теперь и Сёма – воспитатель. Помогает. Учит сестрёнку уму-разуму…
Света работает, а Фёдор при детях, при доме. Пока. Закончил Вуз по интернету.
Когда он родился я, помню, сидел на улице Алабяна (рядом с роддомом) на бордюрном камне. Мимо неслись машины. А я думу думал.
Несколько в отупении от нахлынувших событий, пошёл наниматься на работу во вневедомственную охрану – в сторожа.
В «консе» учиться надо было? Это раз. Дома помогать с ребёнком надо? Это два. Деньги нужны были, а стипендия 27 рублей. А повышенную (35 рэ) ещё получить надо. Это три.
А в сторожа студентов брали и платили аж 60 руб. в месяц (потом дошло и до 70!). Определили меня сначала на завод ЖБК. Но скоро перевели ночным сторожем на строительстве Института связи на ул. Народного ополчения (рядом с домом).
Там оттачивал я мастерство… метания ножа и топора. И, естественно, занимался на виолончели. Выгонял строителей после рабочего дня.
Там и спал в короткие ночные часы. Сначала – на столе бригадира. Потом устроился поуютнее. 4+4+1 (для головы) +1 (в ногах). Это стулья. На них – телогрейки.
Вначале обходил стройку (для собственного спокойствия). Утром, перед сменой, ещё раз. Украсть, кроме стен и подъёмных кранов, было нечего.
Была удивительная берёзка молодая – под окном строительного вагончика. Ночью она всегда была освещена прожектором с крыши. И – чудо! Листья на ней осенью желтели, но не опадали всю зиму…
…Как-то, поздно вечером, подъехали на мотоцикле ребята, служащие в нашей же конторе объездчиками. 90 «точек» – магазинов, лавочек, складов и т. д. Проверяли замки – целы ли. Два часа – один круг. Так они сначала круг делали. Потом ко мне ночевать. А утром (около шести) ехали проверять – не украли ли чего за ночь. Потому, что первыми доложить о краже – была их обязанность.
В моём распоряжении всегда была главная комната. Они спали в проходной…
…Однажды ночью, около полпервого, треск мотоциклов разбудил спящее сторожевое «воинство». Я спросонья ничего не понял. Вдруг громкие крики, матерщина – в проходной. Резкий ослепительный свет ударил по глазам. Крики:
– Спите!..! …! – И т. п. Вошли милиционеры. Патруль!
Злой спросонья, я оделся и ушёл в обход. Вернулся – и опять ничего не понял. Возле сторожки стоят два мотоцикла. Рация шипит, трещит и «разговаривает»… А в сторожке светится только моё окно?! Вхожу и вижу: милиция лежит на пригретом охраной месте! Спит! Я разозлился жутко – разбудили! А для чего?! Чтобы самим лечь на нагретое место?! Лёг я на свою «постель» и слышу: кто-то там встал. На цыпочках подошёл к моей комнате. И выключил у меня свет… Утром «затрещали» и уехали… С тех пор меня по ночам «сторожила» милиция (личная охрана, так сказать).
В начале 68-го (3 курс «конса») решил я готовиться к мюнхенскому конкурсу. Вот в тот период в сторожке полтора месяца виолончель звучала по 11-12 часов ежедневно и еженощно. В остальное время готовился план на следующий день. Поминутно. Главное – разнообразие. Перемена нагрузок то на левую, то на правую руку. Ни в коем случае руки не «переиграть». Иначе… Страшней болезни для музыканта нет!
Дело было почти проигрышное. Ростропович дал своим девчонкам программу конкурса за год! А у нас с Сашкой З. было только полтора месяца сумасшедшей гонки. Моя новая виолончель давала новые возможности. Но после 50 лет молчания (вполне вероятно – 100 лет!) её надо было долго разыгрывать. Года два. Часа по четыре в день. Режим подготовки к конкурсу позволял сильно сократить этот срок…
Читать дальше