Алина Пожарская - Другие вольеры. Волонтёрские записки

Когда, к примеру, в помещении много парней, то пишут: в воздухе сплошной тестостерон. Когда учёных – пишут, что сплошные мозги. Ну и так далее.

Здесь в воздухе сплошная пластичность. Линии, изгибы, повороты, грация – всё это вокруг, обволакивает и уводит за собой. Психоделика напополам с аллергенной шерстью.

Чтобы вернуться на землю, я думаю о том, во сколько обходится приюту содержание сорока кошек. Неудивительно, что собак в десять раз больше: они в основном в будках, а будки в оградках, обогревателей там никаких нет.

Я прикидываю, что надо сделать. Вымыть пол, вытряхнуть подстилки и, главное, поменять наполнитель в лотках. В качестве наполнителя – опилки. Кристинка рассказывала, что приют сотрудничает, помимо всяких зоомагазинов и аптек, ещё и с лесопилом. Так что опилки, как побочный продукт, достаются приюту бесплатно.

Я проверяю, есть ли у кошек вода. Есть. Сухого корма тоже полно, навален грубо в большие собачьи миски. Корм – медальки с шершавой поверхностью, рыжевато-бурые. Самый дешёвый.

Резиновые перчатки у меня с собой: здесь какие-то есть, но я перестраховалась. Перчатки – это хорошо: меньше соблазн погладить.

Пластичность вокруг меня сгущается. Здесь явно заинтересовались моим занятием и мной лично.

Гладить я их не смею. Во-первых, за мной краем глаза наблюдают из окна офиса по соседству, и мне нужно показать, что я пришла сюда по делу. А во-вторых, если кто-нибудь замурчит, я, наверное, вообще умру.

Через полчаса заходит Оскар, один из рабочих, молодой смешливый парень, киргиз по национальности. Он прислоняет к стене длинный пакет с опилками, примерно в свой собственный рост.

– Слушай! Крис спрашивает, долго тебе ещё?!

– Да часа два, – отвечаю. – А что? Вы закрываетесь?

Оскар обводит взглядом комнату и поднимает брови.

– Да нет. Работай сколько надо. Я передам.

Дверь закрывается. Я случайно пинаю мячик, лежащий у моих ног. За мячиком тут же бежит кот. Он тощ, пёстр и потрёпан, и на морде уже читается ворчливость, характерная для пожилых кошек. Но он не стесняясь бежит за мячиком и подталкивает его лапой.

Я уже чувствую, что начала медленно умирать.

В дверь просовывается Кристинкина голова.

– Ты что, застряла тут? – спрашивает. – Какие два часа?

– А что?

Кристинка заходит в комнату. Ей не нужно быстро открывать и закрывать дверь: никто и не думает выбегать, кошки недоверчивы, а тут ещё холодный ветер с улицы.

– О-о… Да ты тут глобально решила… Ну хорошо, я тогда домой. Одна до метро доедешь? Найдёшь?

– Ага.

Кристинка хочет ещё что-то сказать: она, кажется, встревожена. Но передумывает и уходит.

Искать метро мне не нужно: поздним вечером меня подбрасывает вместе с рабочими Яков Львович на своей «Волге».

Придя домой, я глубоко вдохнула и прислонилась ко входной двери. На руках у меня волдырики от моющего средства, на лице – блаженная улыбка. Влад вышел мне навстречу.

– Понравилось? – спросил он.

– Ага! – ответила я.

И разревелась.

С утра я пришла в редакцию и попала в крепкие объятия. Очень узнаваемые.

– Мирон! Ты что, уже всё?

– Не, я в увольнении.

Мирон обходит наши столы, пожимает руку Фомичу, даёт Лёхе дружеский подзатыльник. Нашу начальницу Стасю он уже чмокнул.

– Расскажи, что ли, – говорю.

– Сейчас. Надо ещё кое с кем обняться. И люлей кое-кому повыписывать.

Мирон – наш репортёр. Полтора года назад он ушёл на службу – не в армию, а на альтернативную. Он исчезает в дверях, но через минуту появляется с кофе в одной руке и складным самокатом в другой.

– Не надоело? – спрашивает Фомич, наш корректор. – Бумажки-то разносить?

Мирон счищает со своего самоката остатки снега.

– Всё-то вы, дядь Толь, знаете. Всё знаете.

Повторение в быстром темпе – Миронова фишка. Я, мол, неугомонный репортёр, чадо большого города.

– Ну вот, – говорит выпускающий Лёха, – а хотел в зоопарк.

– Уж лучше бумажки.

– Ну рассказывай, – говорю. – Почему почтальоном? И почему про зоопарк передумал? Это ж твоя мечта была.

Мирон высокий, мощный в плечах, холеричный и слегка шепелявит. Эта шепелявость, как ни странно, работает на его образ: я, дескать, такой занятой, что некогда выговаривать слова. Ещё у него тоннели в ушах и нашивка на всю спину «Я всегда буду против» [2] Песня группы «Гражданская оборона». . Он вырос во Франции, в нежном возрасте писал музыку под псевдонимом MC Мирон.

Он садится напротив Стаси и меня, как обычно поставив стул задом наперёд. Когда ему говорят, что это закрытая поза, он отмахивается: а ну вас, мне просто так удобней.