Юлия Ревазова - Дед Арсен и его семья

Следователь сразу предложил Арсену договориться, чтобы он «сознался» в какой-нибудь ерунде и получил за это небольшой срок, а если, мол, не согласится, его обвинят в том, что собирался поставить на ГУМе пулемет и перестрелять всех, кто стоит на мавзолее.

Позже он говорил: «Прекрасная идея, жаль, сам не додумался». В итоге его осудили за анекдоты и негативное отношение к государственному займу. Арсену в каком-то смысле повезло: времена еще стояли относительно вегетарианские (расстрелов немного, в основном ссылки), поэтому всех арестованных в 1932 году он называл «первым сталинским набором», а тех, кого арестовали уже в 1937-м, – вторым. На допросах он ни в чем не признался и потом учил своих сыновей, что милиции никогда нельзя признаваться даже в очевидных вещах. Он говорил: «Чистосердечное признание – прямая дорога в тюрьму».

Дело № 746 хранилось в Центральном архиве ФСБ и было рассекречено в 2007 году. Родственники могли подать запрос и потом в читальном зале архива листать пожелтевшие страницы под строгим надзором сотрудниц архива, следивших, чтобы никто не фотографировал и не испортил дело. Арсен этих страниц не увидел, он умер раньше.

Дело начиналось с маленькой бумажки – ордера на обыск и арест, выданного сотруднику оперативного отдела ОГПУ Литовкину 3 ноября 1932 года. Любопытно, что во всех документах дела Литовкин ни разу не указал свои имя и отчество, протокол оформлял карандашом, а половину документов и вовсе не подписал. Обыск проходил ночью 4 ноября в том самом полуподвале дома № 68 по Тверской – как раз тогда, в 1932-м, переименованной в улицу Горького.

Узнать, кто донес на Арсена Ревазова, из доступных для изучения материалов дела невозможно: бумаги, содержащие подобную информацию, изымают из дела после рассекречивания или упаковывают в специальные конверты, которые в читальном зале вскрывать запрещено. Но если внимательно изучить дело, становится понятно: Ревазов давно находился в поле зрения ОГПУ, а решение об аресте созрело после сигнала с комбината, последовавшего за отказом Арсена от подписки на пресловутый заем, объявленный постановлением ЦИК и СНК СССР 8 июня 1932 года и бывший добровольным только на бумаге. Его сумма равнялась 3,2 млрд. рублей, каждому служащему и рабочему предлагали «добровольно» дать в долг государству трехнедельный заработок. При распространении займа широко практиковали угрозы, составляли протоколы, людей предавали суду и отправляли в ссылку или давали реальный срок.

Уже 26 декабря комендант Бутырского изолятора распорядился отправить Ревазова в Казахстан ближайшим этапом. Всех ожидающих этапа отводили в бутырскую церковь, которая находилась во внутреннем дворе. Здесь под куполом наспех соорудили второй этаж, который использовали в качестве «пересыльной тюрьмы». К церкви подъезжали машины с надписью «хлеб» или «молоко», заключенных загружали и везли на вокзал.

Арсену чудом удалось избежать мясорубки Большого террора – в отличие от тех, кто его арестовал и вырвал из нормальной жизни. Чекисты Агранов, Молчанов и Коркин попали в жернова машины, на которую работали не покладая рук. Молчанова расстреляли в октябре 1937, Агранова – в августе 1938, а Коркина – в январе 1940-го (всем отказано в реабилитации). Новый руководитель НКВД Николай Ежов зачищал аппарат вверенного ему ведомства от людей бывшего народного комиссара внутренних дел Генриха Ягоды.

Арсена Сергеевича Ревазова реабилитировали в соответствии с указом «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 1930–1940-х и начала 1950-х годов». К сожалению, посмертно.

У нас так принято – реабилитировать посмертно.

Анатолий Буланов и Арсен Ревазов (в центре и справа), Алма-Ата

Дом Булановых в Алма-Ате

Молодая баба Ида

Толя Буланов и Ида Рогачевская (баба Ида), 1930 г